песочнице подъехал на велосипеде еще один мальчишка, лет десяти — брат Юрки, и, схватив мальца на руки, начал его утешать, прижимая крепко к груди головку ребёнка. Потом снял куртку, завернул в него теперь уже заревевшего малыша и медленно пошел к подъезду. А из подъезда бежала ему навстречу девочка лет восьми. Эти дети из многодетной семьи, как потом я узнала.
“Рожают беспризорников, — послышался голос со скамейки, — плодят нищету и голытьбу”.
И я почувствовала в этом голосе столько ненависти и злобы к чужому ребенку, что стало просто не по себе. А ведь это не одиночное мнение.
Но если ещё как-то можно понять логику, допустим, французского обывателя, который с ненавистью говорит об эмигрантских семьях, где за счет детей родителям удается не работать и жить безбедно, а это ложится бременем на налогоплательщиков, то в нашем-то государстве пособие настолько мизерно, что оно воспринимается чисто символически. Да ещё во многих регионах и такое пособие не выплачивается годами. Родителям больших семей в наше трудное время надо памятник ставить за их труд, лишения, за их любовь и терпение. Это действительно подвиг, и величайшая мудрость, и шанс на спасение души.
Материальный достаток на процесс воспитания не влияет, считают ученые-педагоги, а вот на количество рождаемых детей — да.
Мечтающие о большой семье боятся оказаться в сегодняшней России на грани нищеты. По свидетельству представителя ООН, в современной России за чертой бедности оказались 50 миллионов работающих семей с детьми, то есть 33% населения. Но вот те, кто сумел сколотить состояние, праведным путем или неправедным, могут себе позволить иметь большие семьи — 5 человек детей и даже больше. Они очень хорошо поняли, что счастье семьи не только в богатстве материальном, но и в богатстве человеческом. Есть кому доверить свое дело и оставить наследство, дети — это как дорогая машина, свидетельство богатства и престижности, успеха. И еще это для них показатель стабильности, благополучия. За примером далеко ходить не надо. Наши чиновники, и думцы, и олигархи тем более, порой удивляют обывателя. У них не редкость трое или четверо детей. Когда они с гордостью говорят об этом, ловишь себя на мысли: зарплата позволяет иметь детей, а у народа нет выбора. Кто-то может не только купить английскую футбольную команду, самолет за миллиард долларов или престижный курорт, но и родить пять детей. Все будут обеспечены до пятого колена. За счёт простых обездоленных семей.
Вот такие мысли приходят в голову, когда говорят о демографической катастрофе, которая ожидает Россию в ближайшем будущем.
Когда я задавала вопрос молодоженам: “Хотите ли вы иметь много детей?”, — женщины и мужчины отвечали в один голос: “Да”. И тут ж продолжали: “Чтобы в доме было весело… чтобы дом был полон дeтскими голосами… чтобы у детей были близкие люди”.
В большой семье даже такой страшный удар, как смерть одного из родителей или ребенка, не становится катастрофой, которая ломает судьбы, как это нередко происходит в семьях, где ребенок один.
Когда умер родоначальник известной многодетной семьи Борис Павлович Никитин, дети и внуки, а их тогда в доме жило 20, окружили маму и бабушку Елену Алексеевну таким вниманием и заботой, столько душевного тепла отдали, что горе не сломило, не разорвало душу, а еще больше объединило всех.
“Мы купаемся в любви”, — повторяет Елена Алексеевна слова мужа и собирается в очередную поездку в Архангельск для встречи с читателями. И хотя здоровье и возраст — ей 75 лет — затрудняют совершать столь дальние поездки по России, она ни от одного приглашения не отказывается. И несет свое мудрое слово людям.
Большая семья — это ведь не только родители и дети, это ещё и старшее поколение — бабушки и дедушки, живущие под одной крышей. А те, которые живут отдельно? Чем дальше расстояние, отделяющее стариков от молодых, тем слабее родственные связи. Отношение к ним — это часть жизни семьи, ее духовное богатство или нищета духа. Взаимоотношения в семье откладываются в подкорку.
Старики пробуждают в душах тепло благодарности, не дают угаснуть таким чувствам, как жалость, терпимость, сострадание, любовь к слабому и незащищенному.
Таковы традиции нашей классики в показе именно древних старух, хранительниц семейных преданий, поэзии и морали.
Марина Цветаева признавалась, что хотела бы быть для Пушкина не возлюбленной, не женой, а именно няней-подругой.
“Пушкин из всех женщин на свете больше всего любил свою няню, — пишет Марина Цветаева в книге “Мой Пушкин”. — Из “К няне” Пушкина я на всю жизнь узнала, что старую женщину — потому что родная — можно любить больше, чем молодую. Такой нежности слов, как к няне, у Пушкина не нaшлось ни к одной”.
Мысль Пушкина о том, что литература — идеал, но не нравоучение, мысль, которая, как мне кажется, позднее нашла несколько иное выражение у Достоевского, считавшего, что красота спасет мир, могла бы прозвучать так: мир спасет доброта.
Как-то раз учительницу спросил ученик: “А чего на свете больше — добра или зла?” — “Я думаю, что этого не знает никто”, — ответила она. Потому что как это сосчитать?
А когда у 11-летнего Зелима Мамсурова, раненного в Беслане, пережившего все ужасы трагедии захвата заложников, спросили: “Как ты думаешь, кого все же на свете больше, добрых или злых?” Зелим на мгновение закрыл глаза: “Добрых, наверное”.
Многое зависит от каждого из нас. Если мы постараемся быть хоть немного лучше, значит, в мире прибавится добра и убавится зла. Человеку недоброму кажется, что все кругом такие же. Ведь озлобление мешает видеть хорошее. Добрый человек склонен всех окружающих считать добрыми и хорошими.
Мне кажется, что добрый пример гораздо сильнее действует на читателя и зрителя. И несмотря ни на что, в окружающем нас мире много добра, оно существует и будет существовать всегда.
* * *
Месяц очередного отпуска я провела в поселке, который отстраивался на моих глазах. Напротив моих окон возводили трёхэтажный дом. Я смотрела в окно и удивлялась, как быстро растет это сооружение. А по лесам бегали или ходили совсем маленькие ребята. Отполированные солнцем загорелые тела сновали в проёмах строящегося здания.
Иногда появлялся мужчина средних лет и придирчиво осматривал работу, иногда женщина звала обедать или ужинать. Конечно, меня заинтересовала эта удивительная бригада. Я разговорилась и узнала, что этот дом строит одна семья. Мужчина — отец семейства, в котором пятеро сыновей от 16 до 9 лет и одна дочь. Такой семейный подряд. Старший сын занимался расшифкой. Расшифка означает — убрать лишний цемент с кирпича, протереть его так, чтобы было красиво и ровно.
Крутится бетономешалка с 6 часов утра, отбивая тяжелый ритм, а ребята подсыпают цемент, носят воду, таскают ведра с песком, отбирают кирпичи. Старшие уже допущены к кладке, ложится кирпичик к кирпичику, лопаткой тихонько постукивают, любуются на каждый уложенный кирпич и вроде бы не спеша работают, а стенка растет на глазах. И вот уже готов второй этаж. У каждого свои обязанности.
Почему-то по какой-то далекой ассоциации вспомнила рассказ Солженицына “Один день Ивана Денисовича” и сцену, как каторжанин Шухов клал кладку. Весело и азартно работал, несмотря на страшный мороз и нечеловеческие условия жизни. Но вот если мастер, если любит свое дело, то получает удовольствие от самого процесса работы. Наслаждается делом своих рук.
Задаю ребятам провокационный вопрос:
— А на пляж не хочется?
— В воскресенье у нас выходной, вот и пойдем, — отвечает самый младший.
Старшему всего 16, но степенный такой, руки умные, глаз зоркий.
За каждый уложенный кирпич отец платит старшему по одному рублю, с младшими рассчитывается оптом. Деньги собирают кто на компьютер, кто на мороженое, а кто на американские горки.
Спрашиваю у старшего, которого все подчеркнуто уважительно зовут полным именем Николай:
— А если у матери денег нет, дашь ей взаймы?
— Взаймы дают только чужим, а своим просто отдают, — поправил меня Коля.
