— И еще одно тебе необходимо знать!
— Что именно?
— Тебя могут привлечь к суду за убийство.
— А, — небрежно махнул рукой Ван, — только идиоты и трусы оставляют следы!
— Нет, Ван, лучше поступим так.
Цзинь Фо подошел к столу, взял бумагу и четким размашистым почерком написал: «Я устал и добровольно ухожу из жизни.
Потом передал листок Вану. Тот сначала тихо вслух прочел написанное, затем громче, в полный голос, и, тщательно свернув бумагу, положил ее в записную книжку, которую всегда носил с собой. В его глазах вновь блеснул огонек.
— С твоей стороны это очень серьезно? — спросил он, в упор глядя на ученика.
— Серьезнее некуда.
— Ну что ж, ты можешь на меня рассчитывать.
— Спасибо и прощай, Ван.
— Прощай, Цзинь Фо.
Глава IX
— Итак, Грэйг, Фри, какие новости? — обратился достопочтенный Уильям Бидульф к двум агентам, которым приказал следить за новым клиентом компании.
— Сэр, — начал Грэйг, — мы не спускали с него глаз в течение всего вечера.
— Он вовсе не походил на человека, задумавшего самоубийство, — подхватил Фри.
— С наступлением сумерек господин Цзинь Фо направился к себе домой…
— К сожалению, за ворота усадьбы посторонние проникнуть не могут.
— А что было сегодня утром? — спросил Уильям Бидульф.
— Утром, — поторопился доложить Грэйг, — он…
— …чувствовал себя великолепно, — закончил Фри.
Два американца, двоюродные братья Грэйг и Фри, уже несколько лет работали в компании и составляли великолепную, слаженную команду. Они так походили друг на друга и столь одинаково мыслили, что временами казались сиамскими близнецами, которых искусный хирург успешно отделил друг от друга.
— Таким образом, — посуровел Уильям Бидульф, — вы не сумели проникнуть в дом?
— Нет, — сказал Грэйг.
— Пока нет, — подтвердил Фри.
— Разумеется, это будет трудно, — продолжил управляющий, — однако проникнуть туда необходимо. Во что бы то ни стало нужно сохранить и огромные проценты, и не потерять двести тысяч долларов. Вам предстоят два месяца напряженной работы, а может быть и больше, если клиент пожелает возобновить контракт.
— В доме работает человек… — сказал Грэйг.
— …который мог бы помочь… — продолжил Фри.
— …узнать, что происходит… — подхватил Грэйг.
— …там внутри! — закончил Фри.
— Так-так, — заинтересовался Уильям Бидульф. — Поработайте с ним. Вполне возможно, он, как и все китайцы, неравнодушен к деньгам. Купите его. Ваши труды, по обыкновению, оценятся по достоинству.
— Будет… — набрал побольше воздуха в легкие Грэйг.
— …сделано! — выдохнул Фри.
Скоро американцы познакомились с Суном. Тот, разумеется, мгновенно принял охотничью стойку, услышав соблазнительный звон золотых монет.
А Грэйга и Фри интересовали вполне безобидные вопросы:
— Изменил ли Цзинь Фо в последнее время что-либо в своем образе жизни?
— Нет, все по-старому, — успокоил их Сун, — если, конечно, не считать отношения к камердинеру. Ножницы давно лежат на полке, а трость покрылась пылью.
— Может быть, Цзинь Фо приобрел какое-либо смертоносное оружие?
— Нет, господин не любитель этих штучек.
— Что он ест?
— Обычные блюда, самые непритязательные.
— В котором часу поднимается по утрам?
— На рассвете, с петухами.
— А во сколько ложится спать?
— Как обычно вечером, с заходом солнца.
— Господин не производит впечатления озабоченного, уставшего от жизни человека?
— По складу характера он не оптимист. Хотя в последние дни, кажется, повеселел. Да, конечно! Как будто чего-то ждет… Впрочем, трудно сказать… чего?
— Может быть, в доме есть яд?
— По всей видимости, нет. Сегодня утром по приказу господина в реку выбросили какие-то маленькие белые шарики. Кажется, они испортились.
Итак, Сун не сообщил ничего такого, что могло бы встревожить управляющего страховой компании.
А Цзинь Фо действительно никогда не выглядел столь радостным и довольным. Но никто, за исключением Вана, не знал почему.
Как бы там ни было. Грэйг и Фри продолжали слежку за богатым клиентом, ведь он мог покуситься на собственную жизнь за пределами дома. В свою очередь верный Сун периодически докладывал любезным американцам об обстановке в усадьбе.
Было бы неверным утверждать, что Цзинь Фо стал больше дорожить жизнью, решив с ней расстаться. Просто он, как и рассчитывал, получил (по крайней мере в первые дни) то, что хотел, — эмоции, переживания. Цзинь Фо постоянно чувствовал нависшую над ним опасность. Когда смерть настигнет его — сегодня ли, завтра, утром, вечером? Несомненно, подобное ожидание привносило в бытие нашего героя особое напряжение.
Ван и Цзинь Фо виделись теперь редко. Философ либо чаще обычного выходил из дома, либо сидел, запершись в своей комнате. Цзинь Фо же не искал встреч с ним и даже толком не знал, как бывший тайпин проводит время. Может быть, готовит какую-либо хитроумную западню? Думает, как бы поискусней отправить человека на тот свет? Хорошо, хорошо! Как это интересно и необычно! Почему Цзинь Фо раньше так не жил?
Учитель и ученик, впрочем, ежедневно встречались за обеденным столом.
Разумеется, разговор между ними носил светский, отвлеченный характер — ведь никто не должен был знать, что напротив друг друга сидят будущие убийца и жертва. Ван казался озабоченным, отворачивал глаза. Он стал молчаливым и печальным; будучи большим чревоугодником, едва прикасался к еде и совсем не пил своего любимого шаосиньского вина.
А за Цзинь Фо наблюдать было одно удовольствие. Он поедал все блюда, проявляя необычный аппетит. Скорее всего, бывший тайпин предпочел яду какое-то другое смертоносное средство. Однако Цзинь Фо должен был все предусмотреть.
Ученик постарался максимально облегчить задачу своему учителю. Дверь в спальню Цзинь Фо оставалась открытой и днем и ночью. Философ мог войти сюда и нанести смертельный удар в любое время суток. Лишь бы в решающий момент у Вана не дрогнула рука.
Постепенно Цзинь Фо привык к мысли о витающей над ним смертельной опасности. Спал он крепко, и утром чувствовал себя в отличной форме. Дальше так продолжаться не могло.
