[114] от наших земель, и жил в той же деревне.
– Я полагаю, что его нет в поселке, – возразил я.
– А я уверена, что он здесь, – отвечала она, – и ждет вашего визита. Надо сегодня же к нему пойти.
Только мы условились сделать этот визит, как к нам пожаловал приходский священник и сказал, что этот дворянин был только что у него и потребовал, чтобы церковные почести были оказаны сперва ему, а уж после нам.
– На мои возражения, – продолжал священник, – он с высокомерным видом объявил, что требует выполнения его приказа без возражений.
Я толком не знал, в чем заключаются эти церковные почести. Я помнил только, что бывают такие церковные церемонии, при которых следовало отличать дворянина от простолюдина; но я всегда считал, что это не обязательное постановление, а добровольный знак вежливости.
Священник объяснил мне, как умел, происхождение этого дворянского права; но когда он пытался разъяснить его значение, я не понял, и жена, видя мое замешательство, сказала:
– Хорошо, вы отслужите для нас мессу в замковой часовне, а в церкви мы появимся только через неделю.
Госпожа де Вамбюр, чей ум восхищал меня не меньше, чем доброта, решила, что мы должны нанести визит этому дворянину сегодня же; мой отец повел нас к нему.
Хотя он не ожидал этого знака вежливости и поначалу смутился, но очень быстро обрел свою обычную заносчивость. Следуя советам жены, я сказал ему:
– Я счастлив, что вы наш сосед, и уверен, мы будем жить в Добром согласии. Надеюсь, что как только…
– Буду очень рад, – прервал он меня, – но это зависит от вас.
– Что касается меня, то я приложу к тому все усилия, – отвечал я. – Если между нами возникнут какие- нибудь недоразумения, прошу вас сразу уведомить меня, прежде чем дело дойдет до конфликта; я считаю, что все споры надо передавать в третейский суд[115] и, со своей стороны, обязуюсь выполнять его решения.
– Я очень рад, что вы преисполнены добрых намерений, – сказал он, – и если вы будете продолжать в том же духе, то мы станем друзьями; но я должен вас испытать на таком деле, в котором третейский суд не поможет. Господа, у которых вы купили усадьбу, в свое время противозаконно присвоили себе права моих предков. Я требую восстановления справедливости.
– Расскажите подробнее, – сказал я, – в чем заключалось нарушение прав ваших предков. Если зло действительно содеяно, его можно исправить; я охотно это сделаю.
Мое притворное смирение дало ему в руки оружие, и он не замедлил им воспользоваться в полной мере.
– Вы родом из этих мест, – сказал он, – мое имя вам известно, а мне известно ваше. Так вот, я заявляю притязания на почетные церковные права и надеюсь, вы не будете их оспаривать.
– Упомянутые вами права, – кротко заметила моя жена, – сопряжены с землями, которые я приобрела, и господин де Ля Валле обязан эти права поддерживать. Если вы полагаете, что имеете основание их оспаривать, то укажите точно, какие это основания и докажите свою правоту; тогда мы с удовольствием уступим. По вашему собственному признанию, те, кто продали нам землю, пользовались этими правами; я купила землю со всеми ее угодьями. Стало быть, и естественный порядок вещей и справедливость требуют, чтобы я их сохранила для своей семьи или для тех, кому я передам эти владения.
– Значит, таково ваше решение? – сказал он, усмехаясь. – Отлично, посмотрим, кто возьмет верх. Будем судиться, сударыня, будем судиться и посмотрим, что может Ля Валле против Венсака.
Разумеется, вторую фамилию он произнес весьма торжественно, чтобы подчеркнуть, как убого звучит рядом с ней первая. Я уловил этот оттенок, меня задело высокомерие дворянчика. Я решил промолчать чтобы не выдать свой гнев.
Напрасно моя супруга, прекрасно знавшая все свои права на землю и умевшая не только владеть собой, но и говорить свободно и убедительно пыталась вразумить этого господина и показать несостоятельность его притязаний. Он твердил одно и то же:
– Посмотрим, посмотрим. Ведь это просто смешно: Ля Валле спорит за почетные права с Венсаком!
Этот припев вывел меня из терпения и я уже открыл было рот, но мой отец, устав слушать чванные речи, счел нужным вмешаться.
Надо сказать, что из любви ко мне он стал даже более рьяным защитником моих интересов, чем я сам; к тому же он так долго жил в деревне, что знал всю подноготную здешних обитателей; будучи господским управляющим, он изучил досконально права своих сеньоров.
– Эх! – сказал он, обращаясь к шевалье, – Из чего, ей-богу, крик подняли? Уж кто-кто, а я-то помню вашего батюшку, господин де Венсак; родитель ваш, Жан, не так зазнавался, как вы. Вы строите из себя знатного сеньора, а вот он держался по-простецки. Встретишь его, бывало, так он честь-честью: «Здорово, брат, как поживаешь?», и я с ним тоже без церемоний. Он был очень даже непрочь, чтобы я женился на его сестре, господин де Венсак, и был бы Жакоб вам кузеном. Только дудки! И у меня есть нюх. Чуял я, что вы на добро мое заритесь, а до меня вам и дела нет. Ну и прикинулся глухим. Да чего нам с вами считаться, господин де Венсак? Вы и я – разница невелика, вот так-то. А ваш дедушка Кола был такой же крестьянин, как и я.
Эта небольшая речь моего отца подействовала лучше, чем все красноречие госпожи де Вамбюр. Старик отомстил за меня, унизив моего противника. Мы прекратили спор и расстались добрыми друзьями. Я жил еще неделю в этих местах и имел все основания быть довольным, ибо Венсак стал свидетелем моего триумфа. Мы уже совсем собирались возвращаться в Париж, когда мой брат попросил разрешения остаться в замке, так как решил поселиться в родной деревне.
Я согласился на его просьбу, но не сразу; мне не хотелось, чтобы он приписывал мое согласие желанию расстаться с ним.
