Я говорил себе: «Ведь расстояние, отделявшее Жакоба от мадемуазель Абер, было куда меньше дистанции между госпожей д'Орвиль и господином д'Орсаном. Я родом крестьянин, как и та, на которой я женился. Разница была лишь в том, что ее родители за несколько лет до того вышли из крестьянского сословия, а мои продолжают оставаться крестьянами. Конечно, госпожа д'Орвиль дочь дворянина, но граф д'Орсан – сын министра. Я вновь мысленно пережил все мытарства, перенесенные мною, и представил себе госпожу д'Орвиль в таком же положении. И я опечалился; но тут господин д'Орсан вдруг вышел из задумчивости, в которую погрузил и меня, и воскликнул, вполне раскрыв свои намерения:
– Да, я могу надеяться, что буду счастлив! Судьба милостива ко мне!
– Госпожа д'Орвиль действительно обладает всеми совершенствами и могла бы составить ваше счастье, это верно. Но когда ее супруг умрет, она останется вдовой без средств и без положения, – заметил я.
– Что ж, – воскликнул он с живостью, – у меня хватит и того и другого на нас обоих.
– В том-то и беда, – ответил я. – Ведь ваши родные, вероятно, рассчитывают на блестящий брак для вас; не станут ли они чинить препятствия вашему счастью?
– Ах, дорогой Ля Валле, – сказал он, заключив меня в объятия и как бы желая остановить мои речи, – не отравляйте моей радости.
Я предвижу больше огорчений, чем вы можете себе вообразить, но они меня не страшат. Если возникнут препятствия, я их преодолею. Я уже поздравлял себя с победой, когда вы высказали эти опасения. Не подрывайте мои силы, лучше поддержите меня в моем заблуждении, если это заблуждение; оно слишком полно очарования. Как жаль, что вы не испытали этого сами, когда женились на мадемуазель Абер. Вы были бы снисходительнее ко мне. Это сопоставление не должно вас обижать. Мы идем к сходной цели, хотя нас толкают к ней различные побуждения. Расчет руководил вами в большей мере, чем любовь, мною же владеет только любовь. Но оставим этот разговор, лучше расскажите мне, что вы знаете о госпоже д'Орвиль и ее муже.
Я не мог не отметить этот странный способ оставить разговор: продолжать его, еще больше углубившись в ту же тему!
– В сущности, я знаю немногим больше, чем вы, – ответил я. – Мне известно только, что д'Орвиль дворянин, родом из-под Орлеана, а супруга его тоже дочь именитых дворян, из тех же мест.
– Значит, она благородного происхождения! – радостно воскликнул граф, – и замужем тоже за дворянином. Этого достаточно. Но как вы это узнали?
– Слышал от самой госпожи д'Орвиль, – ответил я. – Она рассказала свою историю одному господину, которого мы встретили в Версале у де Фекура; он был возмущен жестокостью этого дельца, желавшего во что бы то ни стало уволить господина д'Орвиля, и изъявил желание помочь госпоже д'Орвиль.
– И кто же этот благожелатель? – нахмурившись, спросил граф. Лицо его выразило беспокойство.
Я приписал это ревности и не ошибся, а потому счел своим долгом рассеять мысли, которые могли нанести ущерб госпоже д'Орвиль во мнении графа.
Однако, как много странностей в сердце влюбленного человека! Стоит нам полюбить, – и все приводит нас в трепет; собственная тень наводит на нас страх. Можно ли считать любовь чувством, порожденным душой, если это чувство отнимает у души равновесие и поселяет в ней тревогу? Так я размышляю теперь, держа перо в руке; а тогда я заботился только о честном имени дамы и потому поспешил сказать, без долгих размышлений:
– Человек этот, возмущенный поведением господина де Фекура, – некий господин Боно.
При этом имени лицо графа сразу прояснилось.
– Этот Боно, – продолжал я, – обещал помочь госпоже д'Орвиль и мне, если де Фекур не смягчится. Мы имели короткую беседу с господином Боно, и как я заметил, добродетель госпожи д'Орвиль произвела на него более сильное впечатление, чем ее красота.
– О, я знаю Боно! – воскликнул граф, совсем воспрянув духом; – и если он что-нибудь может, постараюсь еще больше расположить его в вашу пользу. Но надо немного подождать. Дорогой Ля Валле, хотя я твердо намерен заняться вашей карьерой, но забота о здоровье д'Орвиля, если он еще жив, кажется мне более неотложным делом. Я не сомневаюсь в благородстве ваших побуждений; свидетельство тому – ваш великодушный поступок в Версале; и потому не скрою, что на первом месте для меня сейчас наш больной. Не буду от вас таиться, вы сами знаете, чем полно мое сердце; я люблю госпожу д'Орвиль и хочу быть полезным ее мужу, если еще не поздно. Я должен сегодня же все знать.
Я нисколько не досадовал на то, что граф ставит на первое место интересы своей любви, а не мои. Я готов был благодарить его за то, что он принимает близко к сердцу несчастья семьи, столь достойной его внимания.
Не удивляйтесь моему великодушию. Превосходные люди попали в беду, я это понимал, и хотя самолюбие и алчность уже свили себе гнездо в моем сердце, они еще далеко не стали его хозяевами. Эти страсти, надо сознаться, сильны, но голос моей природной доброты громко звучал, и я мог подавить их без труда.
Конечно, не следует забывать, что я уже был обладателем ренты в четыре тысячи ливров, и есть все основания думать, что Жакоб вполне доволен и может считать себя счастливцем. Сколько крестьян, добившись такой удачи, предались бы покою и довольству! Но, если вдуматься, опыт показывает, что еще больше нашлось бы таких, которые на моем месте требовали бы от судьбы новых даров и, возможно, обиделись бы на графа д'Орсана за то, что он жертвует дружбой ради любви. Однако я не был столь несправедлив и выразил ему свое согласие и удовольствие. Но вот граф остановил карету: мы находились у подъезда д'Орвилей.
Во всем их доме царила тишина и, как нам показалось, глубокая печаль. Лицо графа омрачилось, тревога овладела и моим сердцем. В глазах госпожи д'Орвиль и ее матери мы прочли подтверждение нашей догадки.
Напрасно обе дамы при виде графа хотели скрыть слезы, которые снова и снова навертывались им на глаза, несмотря на все старания сдержать их. Обычно, когда женщина плачет, это вредит ее красоте, но слезы только подчеркивали очарование госпожи д'Орвиль. Легкая краска проступила на бледном от печали лице прелестной вдовы, этот румянец говорил о душевном смятении, и я приписал его не чему иному, как присутствию графа д'Орсана.
Вероятно вы помните, что я и раньше не мог равнодушно смотреть на госпожу д'Орвиль; нежность к
