ты тоже, Бенги, и вы все – ступайте, судари, увеселение закончено, пора и потрудиться! Лимчи, спасибо, молодец.
– Рад стараться, Ваше Императорское Величество!!!
– О-о-о… и этот туда же… Я знаю, у кого ты гаркать выучился…
– Виноват, Ваше Величество!
– Все равно, хвалю. А мы с отшельником Снегом пешочком пойдем в мой кабинет, и там поработаем. Да, Снег?
– Как прикажете, Ваше Величество.
– Я смотрю, немногие присутствующие узнали в этом исполненном святости седовласом старце, отшельнике, когда-то знаменитого в миру… гм… и неоднозначного воителя рыцаря Санги Бо? Так он перед вами, судари, да, именно он и есть, только ныне его горячность, неукротимый нрав и природная свирепость уступили место учености ума, скромности помыслов и безмятежности духа. Теперь же он понадобился нам для весьма важных дел, посему мы сочли необходимым разыскать рыцаря и прервать его благочестивое затворничество, с тем, чтобы он обрел возможность – и воспользовался ею – оказать бесценные услуги трону, Империи, как и встарь.
Молча получив свою порцию почтительных поклонов, и ответив на них, седовласый рыцарь вновь обратил взор на Его Величество, в ожидании повелений.
– Дай руку, я встану… Ой, все на свете себе отсидел. Ну, пойдем.
В кабинете император немедленно повеселел, даже перестал кряхтеть и браниться, лично отдернул шторы у окна, сам кликнул слугам за дверью, чтобы принесли отвар…
– Пеля, Пеля… на, на мышку… О-о… подпрыгни сначала… Видишь, как он ярится?.. А все равно будет прыгать, жрать-то хочется… Пеля, кто в к нам в кабинет заходил, пока мы отсутствовали, а? Кто сюда заходил?
Разъяренный домовой зафыркал, загремел цепью, аж пена полетела с бороды и усов, но император продолжал спрашивать. Наконец домовой провизжал что-то, и в воздухе соткался зыбкий образ старухи в дворцовой ливрее.
– Минга здесь была, да? Минга подметала? А еще кто? Никого? Ну, ладно, держи, заработал… Фу-уух, Санги, наконец-то я дома. Веришь ли, дружище – не спальня, не столовая, не храм, не большой тронный зал… И даже не покои Ее Величества – вот, эта келья и есть мой дом. Здесь я работаю, сплю, ем, провожу большую часть своей жизни… И уверен, что лучше кого бы то ни было понимаю твою отшельническую жизнь, твои настроения… Я бы и сам не прочь… Что ты там ухмыляешься, а? Надо мною, что ли, вздумал смеяться!?
Тот, кого император назвал Снегом и Санги Бо, немедленно похолодел лицом, взор его стал угрюмым, но не согнулся перед императорским взглядом. Император задал вопрос, и ответ прозвучал бесстрастно и четко:
– Никак нет, Ваше Императорское Величество! Я уже лет сто ни над кем не смеюсь, а в моем присутствии никто и никогда не смел безнаказанно потешаться над Империей и ее повелителями.
– Да? Ну-ну… Ишь, как он взвился! Вылитый Санги Бо времен прошлого царствования. Смотри, даже Пеля тебя заробел! Святость, небось, почуял… А чего же ты тогда улыбался? Попрошу объяснить причину, и считай мою просьбу приказом.
Санги Бо видел, что император тяжко обременен заботами, что шумит он и подозревает так… для порядку, просто потому, что все подданные привыкли ждать от своего государя именно этого… Санги помедлил несколько мгновений, подбирая слова, и голос его вновь зазвучал мягко и почти смиренно:
– Я вспомнил те самые времена прошлого царствования, которые Вашему Величеству угодно было упомянуть. Дело было вот в этом же самом кабинете, выглядевшем, правда, несколько иначе, нежели сегодня, в присутствии Вашего Величества, хотя тогда Вы еще были его Высочеством…
– Да? Что-то я не пойму, куда ты клонишь и не припоминаю того дн… А-а-а! Это не тогда ли, когда покойный батюшка прислал ко мне провинившихся юнцов, неких дуэлянтов и повес, которых он простил, но сам видеть не пожелал?..
– Так точно, Ваше Величество.
– Это когда вы там чуть ли ни перед носом у батюшки устроили дуэль шесть на шесть?
– Гм… Восемь на восемь, Ваше Величество, если уж совсем быть точными.
– Ну да, ну да, пока вас арестовали – в живых осталась дюжина. – Император остановился посреди кабинета, прижал растопыренные ладони к брюшку и захохотал, подвывая от восхитительных воспоминаний.
Тот случай наделал немало шуму при дворе: шестнадцать молодых людей, все как на подбор дворяне из лучших домов Империи, затеяв ссору между собой, разбились на два отряда и дерзко сражались прямо посреди столицы, у стен Дворца. И надо же было случиться такому, что Его Величество не поехал в тот день в загородное имение, как было им намечено, а остался во дворце и из окна увидел разворачивающееся сражение. Неслыханную и невиданную доселе дерзость сию он решил пресечь, примерно наказав виновников, но в последний миг почему-то смилостивился и заменил казнь трехмесячным заключением в подземной темнице. После того, как виновники отбыли основное наказание, Его Величество император, все еще не сменивший окончательно гнев на милость, не пожелал видеть «этих шалопаев» и приказал своему старшему сыну, будущему императору, своею властью назначить оставшейся в живых дюжине дуэлянтов какое-нибудь дополнительное взыскание, подальше от кабаков, гвардейских казарм и придворных будуаров. Все словно вчера было: в кабинете у Его Высочества, в этом же самом кабинете, как правильно вспомнил Санги Бо, стоят перед будущим государем все двенадцать провинившихся… Весь цвет имперского дворянства, гвардейцы и штатские вперемежку: князь Дигори Та Микол, рыцарь Фодзи Гура, рыцарь Когори Тумару, маркиз Короны Лароги Веселый, рыцарь Санги Бо, герцог Пяти Ключей Таночи, граф Лавеги Восточный… Но в каком виде! Неимоверно исхудавшие, донельзя грязные, не то чтобы дурно пахнущие – смердящие целым букетом отвратительнейших воней, от мертвечины и плесени до дерьма и мочи…
– О-о-о, а воняло то от вас! Помнишь, Санги?
– Честно сказать, Ваше Величество, к вони-то мы как раз притерпелись, попросту перестали ее замечать. Более всего мы хотели жрать. А Вы нас тогда, после мыльни, славно покормили.
Император опять зашелся в хохоте, совершенно спокойно восприняв из уст рыцаря и возражения своим словам, и то, каким языком они были высказаны…
– Еще бы! Но более всего меня потрясли ваши прически… Нет, это была умора!.. – Его Величество, весь багровый от хохота, пошарил рукой по столу, нашел платок и утер слезы из смеющихся глаз. Да, зрелище было действительно презанятнейшее: растительность на головах у всех двенадцати пробивалась жалкими беспорядочными кустиками, не было как таковых ни бород, ни усов, ни причесок, только отдельные невыдранные пучки жидких волос, посреди проплешин и неотросшей щетины.
– А с волосами-то у вас что было? Я ведь тогда забыл спросить?
– Использовали как топливо, Ваше Величество. Волос обычно покрыт неким жирком, потому он сухой, в отличие от тюремной соломы. Вот мы и добывали с себя, чтобы в солому подмешивать. Хорошо хоть, плешивых среди нас не было…
Император отсмеялся в последний раз и вздохнул.
– Да, помню, помню, как тогда при дворе вы чуть было не ввели новую моду на обритые головы… даже среди дам… Вовремя я вас тогда на рубежи услал… Ах, как мы все были молоды в те дни… Тут такое дело, Санги… Видел эту жалостливую девчонку, Фирамели Камбор?
– Да, Ваше Величество.
– Что скажешь?
– Считаю, что рыцарский дух ее папаши достался ей полною мерой. Молодец она.
– Ай, да я не об этом! Вот какой ты был дерзкий и неуправляемый, Санги, таким и остался! Ни тюрьма на тебя не действует, ни ссылка, ни отшельничество… Сколько ты ждал аудиенции?
– Недолго, с осени.
Император упер свой взгляд в зрачки собеседнику и левый уголок рта его приподнялся, обнажая желтоватый полустершийся от старости клык.
– Гм… Недолго, с осени, Ваше Величество.
– Да уж, будь добр: дружба – дружбой, воспоминания – воспоминаниями, а титул не забывай
