рыболовов, нейтральные корабли, союзников и сателлитов… Потом всплывал и добивал выживших. Всех.
– Милый тип, – кисло сказал я.
– Не то слово. В конце концов его повесили за военные преступления. Но храбрости ему было не занимать. Ему ничего не стоило напасть на противолодочный конвой, за ним же и посланный. Именно Конраду Вайну принадлежит слава самого отчаянного и смелого рейда за всю историю войны.
Отто хмуро посмотрел на валяющийся у моих ног макет. Смутившись, я поднял субмарину и вернул на место.
– Чилийцы тогда очень хотели взорвать наш железнодорожный мост, но никак у них не складывалось. Налеты каждый день, а все без толку. Тогда решили зайти с другой стороны. Если не получается сверху, то почему бы не попробовать снизу? Чистое безумие – подняться на подводной лодке по реке вглубь материка, по вражеской территории. Тогда плотины не было… Но не знаю, кто бы кроме Конрада Вайна на это решился. Самое смешное, – две трети пути он прошел в наводном положении. Никому в голову не могло прийти, что кто-то способен на подобное безумство…
– Но мост не взорвали? – спросил я.
Отто покачал головой.
– В тот раз у него вышел прокол. Почему – не знаю. Я тогда был в эвакуации, да и лет мне было – года три с хвостиком. Но если они не взорвали мост тогда, они могут взорвать его сейчас.
– Так война давно закончилась… – я прикусил язык, сообразив, какую глупость сморозил.
– Закончилась, – согласился Отто. – А кто на борту лодки знает об этом? Для них война в самом разгаре. Или ты хочешь им рассказать?
– Ну…
– Хорошая идея! Заодно можешь поведать,
Я прикусил губу.
– Не уверен, что здесь уместен сарказм. Одного не понимаю – ты говорил, капитана подлодки повесили за военные преступления? Но если он перенесся в будущее, то выходит парадокс…
– То, что он перенесся в наше время, не значит, что он в нем остался. Да у него бы ничего и не получилось. Он накрепко привязан к своему настоящему – закон сохранения массы, энергии и еще чего-то там. Все как с йо-йо на резинке. Взрыв машины времени придал подлодке импульс, зашвырнув ее сюда. Но резинка-то никуда не делась. Ее тянет назад, так или иначе она вернет субмарину в свое время.
– Ясно, – сказал я. – Получается, и рыба тоже вернется?
Та пока в девон не спешила. Неизвестно, правда, как это должно проявиться. Просто исчезнет? Мне казалось, сначала она начнет мерцать и переливаться радужными красками. В «Сумеречной Зоне» путешествия во времени всегда сопровождались спецэффектами.
– Естественно. И куда быстрее, чем наша подлодка. Смотри: возьмем две резинки – одну ратянем на метр, а вторую на пару миллиметров. Ну и где больше сила натяжения?
– Понятно, – я задумался. – Но тогда остается дождаться, когда субмарина вернется?
– Другими словами, – когда Конрад Вайн взорвет мост.
– Не понимаю, почему он до сих пор этого не сделал?
– Другой капитан так бы и поступил. Но Конрад Вайн будет ждать, когда по мосту пойдет поезд.
– Значит, есть шанс, что он не успеет? – с надеждой спросил я.
– Есть, – кивнул Отто. – Но я бы не стал полагаться. Ты знаешь, на сколько он к нам пожаловал? Я – нет. Может, он уже вернулся, а может, задержится и на пару дней. Следующий поезд пойдет вечером. Кстати, пассажирский поезд…
Я уставился в окно. Отсюда мост не виден, но вдалеке я разглядел коричневую гладь реки, бликующую в лучах осеннего солнца. Тиха и спокойна. И не скажешь, что в глубинах притаилось чудовище. Стальной левиафан, ждущий добычу.
– Надо сообщить властям, – сказал я. – У них должны быть средства выследить подводную лодку? Глубинные бомбы, специальные самолеты… Проклятье, пусть остановят поезда!
– Сообщить властям? – Отто криво усмехнулся. – Флаг тебе в руки – телефон в гостиной. А я послушаю, как ты будешь объяснять, откуда здесь взялась чилийская подводная лодка.
– Тогда надо самим перегородить рельсы, – предложил я. – А лучше взорвать пути…
– Конечно! Не дадим Конраду Вайну пустить под откос наш поезд. Пустим его сами!
– У тебя есть другой вариант? – сорвался я. – Предложил бы, вместо того, чтоб критиковать!
К чести Отто, он остался спокоен.
– Пока нет, – сказал он. – Но это не повод пороть горячку. У нас есть немного времени подумать…
Именно в этот момент, со стороны реки донесся гулкий грохот. Потом еще и еще… Спустя секунду я понял, что стреляет пушка.
Не сговариваясь, мы с Отто выскочили из комнаты. Скатились по лестнице кубарем, толкая друг друга и перескакивая через ступеньки. Проклятье! Неужели Конрад Вайн не стал дожидаться поезда? Или хуже – незапланированный состав? Почему именно сегодня?! Ясно одно – надежда на то, что субмарина сама вернется в свое время, так и осталась надеждой.
В дверях мы столкнулись с моей матерью.
– Вы слышали? – взволнованно спросила она. – Что это было?
Я замялся.
– Гости из прошлого, – сказал Отто. – Чилийская субмарина.
Мать сурово посмотрела на меня. Я отвел взгляд.
– По кому они стреляют? – спросила она.
– Надеюсь, только по мосту… – развел руками Отто.
– По какому мосту?! Стреляли в противоположной стороне!
Мы с Отто переглянулись.
– Но там ничего нет, – сказал я. – Одни болота.
Отто нахмурился.
– Значит, они нашли себе цель…
Признаться, я так и не понял, что он имеет в виду. Следом за матерью мы поспешили в сторону реки, не подумав о том, что можем встретить субмарину и оказаться следующей мишенью. К счастью, когда мы вышли, подлодки не было. Левиафан затаился, но в том, что он здесь побывал, не было сомнений. Берег изуродовали глубокие воронки, уже заполнившиеся мутной водой. Серая грязь мешалась с комьями болотной травы. Жуткое зрелище, – словно какой-то великан в приступе безумия скомкал и изорвал берег, как листок бумаги.
Мать схватила меня за плечо так сильно, что мне стало больно, но я не стал высвобождать руку.
– Это… Это же… – она задыхалась, не в силах подобрать слова. Но я понял, что она хочет сказать.
В одной из воронок в грязи лежало переломанное тело мятного пони. Обернувшись, я увидел в соседней воронке окровавленную лошадиную ногу. Медленно я начал считать: три… четыре… пять… Пять мертвых лошадок, включая двух жеребят.
– Твари, – Отто сплюнул.
Меня трясло.
– Но… Проклятье, не понимаю, зачем? Я могу понять мост – война, коммуникации. Но причем здесь пони?
– Помнишь, что нарисовано на лодке?
– О…
– Убийство лошадей – это роспись. Конрад Вайн – самовлюбленный сукин сын. Ему важно, чтобы все знали, – это его рук дело.
– Сумасшедший…
Мать оттолкнула меня и, расплескивая грязь, спрыгнула в воронку. Схватив мертвого пони за ногу, она стала вытаскивать его на берег. Поскользнулась, не устояла на ногах и скатилась в коричневую жижу. Грязь на лице мешалась со слезами и лошадиной кровью. Я бросился к ней, но Отто удержал меня.
– Оставь ее, – сказал он. – Сейчас ты ничем не поможешь.
