– Видали? – говорит она, гордая этим своим талантом. – Вам со мной не сладить. Отдавайте моё тело!
Прозектор небрежно открывает корзину. Заглядывает внутрь, кидает быстрый взгляд на Тилди, снова – в корзину, вглядывается внимательней… Это тело… кажется… возможно ли?.. А всё-таки… да… нет… нет… да нет же, не может быть, но… Он переводит дух. Оборачивается. Таращит глаза. Потом испытующе прищуривается.
– Сударыня, – осторожно начинает он. – Эта дама вот здесь… э… ваша… э… родственница?
– Очень близкая родственница. Обращайтесь с ней поосторожнее.
– Сестра, наверно? – хватается он за ускользающую соломинку здравого смысла.
– Да нет же. Вот непонятливый! Это я, слышите? Я!
Прозектор минуту подумал.
– Нет, так не бывает, – говорит он. И принимается перебирать инструменты. – Джордж, позови кого- нибудь себе в помощь. Я не могу работать, когда в комнате полоумная.
Возвращаются те четверо. Тётушка Тилди вызывающе вскидывает голову.
– Не сладите! – кричит она, но её, точно пешку на шахматной доске, переставляют из прозекторской в мертвецкую, в приёмную, в зал ожидания, в комнату для прощаний и, наконец, в вестибюль. Тут она опускается на стул, стоящий на самой середине. В сумрачной тишине вестибюля стоят скамьи, пахнет цветами.
– Ну вот, сударыня, – говорит один из четверых. – Здесь тело будет находится завтра, до начала отпевания.
– Я не сдвинусь с места, пока не получу то, что мне надо.
Плотно сжав губы, она теребит бледными пальцами кружевной воротник и нетерпеливо постукивает по полу ботинком на пуговках. Если кто-то подходит поближе, она бьёт его зонтиком. А стоит кому-либо её тронуть – и она… ну да, она просто ускользает.
Мистер Кэррингтон, президент похоронного бюро, услыхал шум и приковылял в вестибюль разузнать, что случилось.
– Тс-с, тс-с, – шепчет он направо и налево, прижимая палец к губам. – Имейте уважение, имейте уважение. Что тут у вас? Не могу ли я быть вам полезен, сударыня?
Тётушка Тилди смерила его взглядом.
– Можете.
– Чем могу служить?
– Подите в ту комнату в конце коридора, – распорядилась тётушка Тилди.
– Д-да-а?
– И скажите этому рьяному молодому исследователю, чтоб оставил в покое моё тело. Я – девица. И не желаю никому показывать свои родинки, родимые пятна, шрамы и прочее, и что нога у меня подворачивается – тоже моё дело. Нечего ему во всё совать нос, трогать, резать – ещё, того гляди, что- нибудь повредит.
Мистер Кэррингтон не понимает, о чём речь, он ведь ещё не знает, что за тело находится в прозекторской. И он глядит на тётушку Тилди растерянно и беспомощно.
– Чего он уложил меня на свой стол, я ж не голубь какой-нибудь, меня незачем потрошить и фаршировать! – сказала Тилди.
Мистер Кэррингтон кинулся выяснять в чём дело. Прошло пятнадцать минут; в вестибюле стояла напряжённая тишина, а там, за дверями прозекторской, шёл напряжённый спор; наконец бледный и осунувшийся мистер Кэррингтон возвратился.
Очки свалились у него с носа, он поднял их и сказал:
– Вы нам очень осложняете дело.
– Я?! – рассвирепела тётушка Тилди. – Святые угодники, да что же это такое! Послушайте, мистер Кожа-да-кости или как вас там, так, по-вашему, это я осложняю?
– Мы уже выкачиваем кровь из… из этого…
– Что?!
– Да-да, уверяю вас. Так что вам придётся уйти. Теперь уже ничего нельзя сделать. – Он нервно засмеялся. – Сейчас наш прозектор произведёт частичное вскрытие и определит причину смерти.
Тётушка Тилди вскочила как ошпаренная.
– Да как он смеет! Это позволено только судебным экспертам!
– Ну, нам иногда тоже кое-что позволяется…
– Сейчас же отправляйтесь назад и велите вашему Режь-не-жалей сию минуту перекачать всю отличную благородную кровь обратно в это тело, покрытое прекрасной кожей, и если он уже что-нибудь вытащил из него, пускай тут же приладит на место, да чтоб всё работало как следует, и бодрое, здоровое тело пускай вернёт мне.
Слышали, что я сказала!
– Но я ничего не могу поделать. Ни-че-го.
– Ну вот что. Я не сдвинусь с места хоть двести лет. Ясно? И распугаю всех ваших клиентов, буду пускать им прямо в нос эманацию!
Ошеломлённый Кэррингтон кое-как пораскинул мозгами и даже застонал.
– Но вы погубите нашу фирму! Неужели вы решитесь!
– Ещё как решусь! – усмехнулась тётушка Тилди.
Кэррингтон кинулся в тёмный зал ожидания. Даже издали слышно было как он судорожно крутит телефонный диск. Спустя полчаса к похоронному бюро с рёвом подкатили машины. Три вице-президента в сопровождении перепуганного президента прошествовали в зал ожидания.
– Ну, в чём дело?
Перемежая свою речь отменными проклятиями, тётушка всё им растолковала.
Президенты стали держать совет, а прозектора попросили приостановить свои занятия хотя бы до тех пор, пока не будет достигнуто какое-то соглашение… Прозектор вышел из своей комнаты и стоял тут же, курил большую чёрную сигару и любезно улыбался.
Тётушка Тилди воззрилась на сигару.
– А пепел вы куда стряхиваете? – в страхе спросила она.
Попыхивая сигарой, прозектор невозмутимо ухмыльнулся.
Наконец совет был окончен.
– Скажите по чести, сударыня, вы ведь не пустите нас по миру, а?
Тётушка оглядела стервятников с головы до пят.
– Ну, это бы я с радостью.
Кэррингтона прошиб пот, он отёр лицо платком.
– Можете забрать своё тело.
– Ха! – обрадовалась Тилди. Но тут же опасливо спросила: – В целости-сохранности?
– В целости-сохранности.
– Безо всякого формальдегида?
– Безо всякого формальдегида.
– С кровью?
– Да с кровью же, забирайте его, ради бога, и уходите!
Тётушка Тилди чопорно кивнула.
– Ладно, По рукам. Приведите его в порядок.
Кэррингтон повернулся к прозектору.
– Эй вы, бестолочь! Нечего стоять столбом. Приведите всё в порядок, живо!
– Да смотрите не сыпьте пепел куда не надо! – прикрикнула тётушка Тилди.
– Осторожней, осторожней! – командовала тётушка Тилди. – поставьте плетёнку на пол, а то мне в неё не влезть.
Она не стала особенно разглядывать тело. 'Вид самый обыкновенный', – только и заметила она. И опустилась в корзину.
