– Толста кишка!!!
– Секир башка!!!
И после взмаха ледорубом «башка» арбуза весом более двадцати килограммов падала из рук «палача» в авоську, подставленную подручными. Они вешали авоську на ледорубы и торжественно, в ногу, шествовали через базар и город в свой лагерь есть арбуз. За один раз даже все 8–9 человек группы такой арбуз съедали не всегда... Так были «казнены» базары в Самарканде, Душанбе, Алма-Ате, Фрунзе, Пржевальске...
Другой ритуал носил название «ночь Ходжи Насреддина», «ночь Ходжи», или тайно, шепотом меж собой, «хадж» (да простит им Аллах сие шутливое святотатство за неимением возможности совершить хадж настоящий, хотя бы совершить такой!..) К этой ночи еще до похода готовили заранее смешные, «страшные» и поучительные истории и анекдоты, сочиняли новые стихи и песни, номера выступлений. Это был праздник художественного творчества с приятной фруктовой закуской и умеренным головокружением от шампанского. Некоторые номера запоминались надолго: лекция Ака о чувственных прелестях Востока, танец гаремных дев, поэма «Молодой Хоттабыч» (... Сулейман Секс-Ибн-Хоттаб был любимцем сладких баб, – почему таким он был? – Просто сам он баб любил...), сказка «Али-Баба и сорок баб...», лекции по походной медицине, диетологии и гигиене «Хана хану», «Не бей бея», «Хамы в хаммаме»,[28] «Хроники хроников», «Магарыч и старый хрыч» и многое-многое другое... Проводился конкурс на лучшую восточную мудрость (Во! – Мудрость!) и лучшую западную мудрость («замудрость»), на лучшую абсолютную мудрость (мудрость «отруб-башка», за которую башку не грех и отрубить). Например: мы полуевропа – полуазия, с того и другого у нас безобразия!.. «Мудак несет бардак»...
Ночное бродяжничество, блуждание среди древних медресе, минаретов, мазаров (кладбищ) и мавзолеев носило название «Ночь Тадж-Нахала» (да, представьте, не «Махала», а именно «Нахала»). Разгуливая с фонарями по восточному городу у древних памятников, мазаров, мавзолеев под таким черным и таким звездно-глубоким южным небом, дышали воздухом столетий и каким-то особым ароматом Востока. Ночь имела свою тайну, тайну истории, тайну очарования Кораном, тайну прошлых поколений. Тайну непонимания Востока и его понимания каким-то внутренним движением души.
– Мыслить вредно! Мозги усыхают!
– Очень правильная мысль для тех, кто ее сочинил!..
Обстановка и условия похода накладывали яркий, своеобразный отпечаток на отношения между людьми. Отношения весьма эмоциональные, не свободные от задиров и шероховатостей, но все же отношения глубоко товарищеские, сплоченные общей целью, общим делом, общими взглядами единомышленников... Здесь утверждался свой, своеобразный стиль общения, режим и ритм жизни, даже своеобразные обороты речи, языка.
Непосредственно в походе представители определенной секции пользовались даже специальным жаргоном (сленгом), понятным поначалу только людям, входившим в этот коллектив в походной обстановке. Например, в секции Вадима обычно изюм называли «клопами», чернослив – «тараканами», а курагу – «устрицами». Перловку называли «домбайскими яйцами», а сублимированное мясо вакуумной сушки – «верблюжатиной» (сухое, как из Сахары). Вермишель – «червячками», а макароны – трубами... Обороты вроде «молочные червячки с клопами», «трубный супчик с верблюжатиной» или «компот из яблочного сухаря с тараканами» звучали по-родному, по-походному...
Пищевое наслаждение от экзотических фруктов и базара особенно обострялось тем, что называлось «жор», – ну прямо-таки зверский аппетит, который можно только уменьшить, но не убрать обильным «столованием». «Жор» наступал ввиду больших нагрузок и весьма скромного питания в течение похода. Еда после походных ограничений (как по количеству, так и вкусовых) приносила огромнейшее удовольствие, тем не менее, следовало соблюдать осторожность и меру: организм не всегда выдерживал пищевые перегрузки. За перебор жирных продуктов, к примеру, сметаны или каймака, печень напрочь отключала аппетит, включала общую разбитость, а то и кое-что похуже... За попытку совместить дыню с молоком или мороженым клиента выворачивало, «без проволочки, как навололочку».
Если жизнь или ситуация тебе скучна, неинтересна, то создай новую ситуацию, которая была бы новой, интересной, динамичной. У них это получалось как-то само собой... Мы часто жестко запрограммированы на определенные действия, не можем вырваться из привычного «зацикливания» на обыденном. Юмор позволяет сделать непредсказуемый шаг в новом направлении, отклониться от привычной прямой... Поэтому юмор – серьезный инструмент сознания и преобразования! Разумная неразумность. Очень мрачное утверждение, не правда ли?..
Пропавшие в тумане
– Нужна страховка!
– Ничего, пройдем и так. Склон не крутой.
– Страховка необходима!!! Склон опасен! – в словах Ака кроме боли и гнева звучала жесткая решимость не отступать.
Сейчас они смотрели друг на друга с Сергеем Лапиным с почти нескрываемой яростью. Нервное напряжение достигло предела и вместе с ним до предела накалились отношения Акулинина с руководителем группы. Как участник он должен был во всем подчиняться руководителю, но Ак не был простым участником: по опыту, по возрасту, да и по спортивной квалификации, – фактически по всем показателям он реально превосходил Сергея.
Уже с момента их первого, неудачного поворота на хребет, – с момента их первой неудачной попытки преодоления Иныльчек-тау, он интуитивно чувствовал, что Сергей ошибается. Но в сложившейся ситуации всячески стремился избежать конфликта, понимая тяжелое положение группы, необходимость спокойного, вдумчивого руководства, ведь внутренний разлад мог иметь самые тяжелые последствия. Когда же ошибочность первой попытки стала ясна всем, а склон на седловине оборвался жуткой нависающей стеной, они поспешили вернуться назад, на ледник Каинды, сошли немного вниз, к западу. Ориентировка очень затруднялась отсутствием карты и описаний, плохой погодой, а знания членов группы об этой части района оказались поверхностными. Как не хватало Вадима!..
Для перехода Сергей выбрал одно из очередных ущелий, которое снизу показалось вполне доступным, по крайней мере, с южной стороны. Свое решение он мотивировал тем, что надо не удлинять путь движения к западу и перевалить не на Ат-Джайляу, а на Кан-Джайляу. Конечно, выход на Ат-Джайляу удлинял протяженность пути по обе стороны хребта, но... По мнению Акулинина этот путь являлся технически более простым и безопасным. В решении Сергея Ак ощутил налет торопливости, неуверенности, недопустимого отчаяния спешки. Они уже слишком задержались, Сергей стремился быстрее исправить ошибку и перевести группу на Кан-Джайляу.
Утром, уже почти закончив сбор, Ак переговорил с Сергеем, убеждая его спуститься еще ниже по Каинды и перейти хребет западнее. Но тот не согласился, – очень не хотелось опять терять высоту, время, и... уверенность в своих решениях (внутренняя его уверенность, однако, заметно пошатнулась от первой неудачной попытки). Перед снятием палатки Ак протер ее тряпкой от влаги конденсата и свернул с помощью Миши. Протер тряпкой руки. Внутри жгла досада, сомнение в правильности решения Сергея. Нервное напряжение чуть не прорвалось обнаженной яростью. В сердцах, со злобы, чтобы хоть как-то нервно разрядиться, он швырнул мокрую тряпку, и она скрылась где-то между камней. Это был использованный мешочек «13У», – упаковка тринадцатого ужина их несчастливого похода.
Когда группа тронулась, Ак напряженно замкнулся в себе и не стал больше ни в чем перечить
