гортанные. Все спиранты суть звуки, возникшие от суженья воздушного тока (гортанью, губами, зубами). Сонантами называются средние, гласно-согласные, звуки: v-w-r-l-n-m — суть сонанты; в «m», «n» токи воздуха пролетают чрез нос; при «1» кончик язычный касается неба: края — опускаются; в «r» этот кончик дрожит не касаяся неба; древний «w» переходит отчетливо в «gh» чрез исчезнувший звук, изобразимый обычно как «gwh»; поздний «v» есть сонант. И так далее.[1]
— Только это расскажет лингвист, принимаясь за звук.
Таково положение лингвиста над корнем.
Присоединением окончаний, приставок и грамматических форм обрастают первичные, язычные формы. Первичные языки односложны; так: односложен китайский; и нет различия в нем меж предлогом, глаголом, наречием, прилагательным; нет падежного окончания; расположение корней заменяет спряжение; во да ни означает я бью тебя; ни да во означает ты бьешь меня.
Впоследствии сочетаются корни; иные, теряя значения, сопровождают слова; таково китайское цзы: первоначально цзы — сын; но лао- цзы есть старый; хао-цзы есть нищий; си-цзы есть актер и т. д.
Во втором периоде языков таковые слова суть приставки: агглютативные языки (таков нам китайский, туранский) приклеивают приставку к корням, а во флективном периоде (в третьем) приставочный и приставляющий корень теряют первичные смыслы.; санскритские корни — такие: утратили первые смысли они.
Все падежные окончания — остатки словес; по Максу Мюллеру в слове «lucet» остатки трех слов: luc- e-t; и оно — предложение, сжатое в слово: предложения — древнее позднейших словесных сложений. Да, предложения — суждения речи; и так: смысл — прежде корня; смысл «lucet» утерян: и находим — в круге смыслов; в «luc», «е», в «t». Но эти смыслы — утрачены.
Переменчивы корни; tud (tudati) есть толкаю; меняется корень tud-tup-tyd-tus; и даются слова: typto, tupati, timpati, topati и tusiti; тузить — происходит отсюда; отсюда же слова тимпан, что есть точно (по корню): тузимый, толкаемый.[2]
Варенец и варенье, молочный продукт и плоды — что тут общего? Корневое значение «war» не связуемо с образом.
Курица поклевала — встает один образ; и позобаше — другой уже образ; оттенены два момента.
Понятие от поятие; взял, усвоил и понял одно в корне слово; Begriff от begreifen — схватил; и notion от noter: счел, учел. Так в абстракциях мысли не выражает звук слова понятие суммы оттенков (усвоил, схватил, счел, учел, понял, взял).
Понятие — неотделимо от ореола из образов; он препятствует сосредоточить внимание на отвлеченном словесном моменте; понятие — взятие; но — не всякое: взятие мыслью; и оттого то понятие в круге образов слова — момент; таковы все абстракции.
Изображение точки, момента, всегда только чувственно; изобразимая точка — модель; необходимости изображенья понятий при помощи слова — трагедия философии: наше средство познания, слово, — неотделимо от образа.
Образ слова есть круг всех моментов понятия; и оттого: образ мысли есть образ не данный абстрактно; понятие только пунктир; и текучая, недробимая линия — мысль; поползновение отвлекаться от образов в данных условиях мысли ведет к перепрыгу сознания через себя самого.
В терминологии невозможное хочет быть нам возможным, несущее — сущим; но небытийственны те несущие не сущие смыслы; все понятия — словеса, имена, бытия, существа; но понятия-термины — имена наизнанку; выверните наизнанку словесный звук (Nomen) почти выйдет Nemo никто: или даже нем он. Небытие, немота, глухота сопровождает нам термины.
Можно ли, мысля мгновенно, обнять круг понятий? В usus'e словесного выражения — нет: понятие отделено от понятия непроходимыми безднами; так ответят нам логики; вскроют суждение — переход от понятия к понятию, как огромный процесс, напоминающий космос, в котором понятия — звезды — отделены друг от друга безмерными безднами; чувственность — бездны эти.
Современные гносеологи осознали трагедию обременения понятия образом; художники слона сознали трагедию: обременения образа схемой; и образ, и корень, взаимно ломая друг друга, ломают нам смысл; и градации смыслов, порвавшие связи друг с другом, стоят перед нами; слепые, глухие, немые — стоим перед ними; и восставая грамматикой против смысла понятийных взятий, и восставшая из логики против образных восприятий понятий — терзая себя, истерзали слова.
Но ствол общий, иль корень, подпочвенен, темен и глух: его смысл — запорожен; пороги сознания шатки; в неосторожном разбитии их нам слова, запорожцы, грозят грозным, темным наскоком: насилием крика над толком. Стремление пересоздать смыслы слов очень часто — безумие.
И все-таки: образ мысли, понятие, суть зависимые переменные слова; независимая, непеременная величина его — звук; и он нудит, зовет за порог: в ночь безумия, в мироздание слова, где нет ни понятия, ни образа слова — есть твердь — и nycтa, и безводна она; но дух Божий — над нею.
Образ нудит нас видеть; и не дает проницания; и видения носятся; и — непоняты они; такой призрак есть видимость.
Что мы видим извне — часть возможного; динозавры не видимы в круге теперешней жизни; и в
