Литвы был воспроизведён в мельчайших подробностях; при этом в композиции чувствовалось не слепое следование государственному стандарту, а желание цветовода подчеркнуть значимость этой фигуры для становления независимой республики. Даже если Золотарёв в своей оценке и ошибался, выдавая желаемое за действительное, любой мог убедиться, где «небо», а где «земля», посмотрев на кирпичную стену справа от стальных ворот, на которой были отдельно изображены и трёхцветный флаг, и Витис на белом коне, но в образцово-каноническом варианте.
Обилие государственной символики на столь незначительном пятачке литовской территории объяснялось, скорее всего, тем, что аэроклуб «Пилотас», принадлежащий деловой девушке Ангеле Бачинскайте, обрёл не так давно совершенно новый статус. Этой зимой президентом (по-местному – прязидянтесом) Литвы стал бывший премьер-министр Роландас Паксас – лётчик-спортсмен и владелец клубной карты «Пилотаса». Об этом всякого постороннего извещала вывеска на восьми европейских языках. К своему удовольствию, Сергей нашёл и надпись на русском, что в отделившихся республиках было большой редкостью. Она гласила: «Президентский аэроклуб „Пилотас“».
Со стороны Ангеле это слишком самонадеянно, решил Золотарёв, но в конце концов ей виднее, как вести свой бизнес. И кроме того, Литва – это не Россия, здесь и населения-то всего чуть более миллиона, и президент – не средоточие чаяний и гарант, а можно сказать, сосед по коммуналке…
Потоптавшись на остановке и пообвыкнувшись, майор сдвинул козырёк модной кепки по-молодёжному на затылок, и уверенно зашагал к воротам. В будке охранника он ожидал увидеть старика Михалыча, который пострадал в прошлый раз от вероломного нашествия русских лётчиков и перед которым Золотарёв давно хотел извиниться. Однако Михалыча там не оказалось – вместо него в будке восседал натуральный секьюрити при кобуре. Он воззрился на Сергея такими пустыми, такими белесыми глазами, что майор приготовился к длинному и совершенно бессмысленному разговору, в ходе которого эта самостийно- незалежная задница будет изображать, что родилась уже после «оккупации», что языка «оккупантов» не понимает и понимать не хочет, а потому ничем не может помочь незваному гостю, который скорее бы уж проваливал в свою Россию к своему борщу, водке и балалайке. Золотарёв мог и не связываться, а сразу начать на английском, который знал неплохо, но изображать кого-то другого, кем он не является, было ниже достоинства Сергея.
К счастью, майор ошибся в оценке молодого секьюрити. Заслышав русскую речь, тот не ушёл в «глухую оборону», а, наоборот, расцвёл в улыбке, дружелюбно поинтересовался по-русски же, с какой целью приехал гость, а услышав ответ, взялся за телефон. Ещё через две минуты Золотарёв входил на территорию аэроклуба «Пилотас», а на груди у него был прицеплен закатанный в пластик гостевой бэдж.
Алексея Стуколина он нашёл на ремонтной площадке номер два у ангара номер три. Тот сидел на раскладном стульчике, покуривая и стряхивая пепел в банку из-под макрели. При этом он с мрачным видом наблюдал за тем, как двое техников ползают по пилотажному самолёту «Як-50», – машина была покрашена в зелёный цвет, а на крыльях красовались ярко-алые звёзды. Золотарёв подошёл сзади, полюбовался на «Як», будто бы взятый прямиком с обложки журнала «Крылья Родины», потом громко кашлянул. Стуколин повернулся на звук и чуть не свалился со своего стульчика.
– Серёга! – заорал он, тут же вскакивая на ноги. – Друг!
Он схватил Золотарёва за плечи и некоторое время удерживал, разглядывая и словно не веря своим глазам:
– Как я рад!
– Вижу, что рад.
– Твоя машина? – поинтересовался майор, аккуратно высвобождаясь и указывая на «Як».
– Моя, – отвечал Стуколин, он вдруг поскучнел.
– Отличная вещь, – похвалил Золотарёв. – Завидую я тебе, Алексей.
– Нечему тут завидовать, – Стуколин махнул рукой, а потом спросил не без намёка: – Ты, надеюсь, не слишком торопишься?
– Я к тебе приехал, – сообщил Золотарёв. – И, значит, пока не надоем, не уеду.
– Отлично!
Старый приятель снова оживился, крикнул техникам:
– Эй вы, бакланы, меня сегодня больше не будет!
Техники, похоже, не обратили на его заявление ни малейшего внимания, продолжая заниматься своими делами. А Стуколин подхватил Золотарёва под локоть и увлёк за собой, быстро шагая в сторону двухэтажного административного корпуса. На первом этаже этого новенького здания обнаружился довольно уютный ресторанчик, дизайн которого был посвящён всё той же «лётной» теме: по углам висели высотные компенсирующие костюмы в комплекте с гермошлемами, на стенах красовались плакаты со схемами фигур высшего пилотажа и чертёжными проекциями различных лёгких самолётов, а официантки были одеты в форму женщин-офицеров ВВС Литвы.
Впрочем, официанток пришлось подождать. В ресторане отдыхала подвыпившая компания, заливавшая стресс после коллективного прыжка с парашютами, – молодёжь наперебой заказывала пиво-воды, и обслуживающий персонал едва поспевал за меняющимся вектором вкусовых предпочтений. Золотарёв, однако, полагал, что к законному мужу хозяйки аэроклуба должно быть особое отношение, но официантки почему-то считали иначе. Наконец одна из них подошла, приготовила блокнот для записи. И тут Стуколин совсем растерялся и, покраснев до корней волос, начал лопотать на смеси русского и литовского:
– Прашом… атняшкитя… дидялии… бутяли… водка… блин, дяктине… и этого… минэралини вандяни… и пожрать чего-нибудь… не видишь, у меня гость – старый друг из России приехал… понимаешь?
Официантка с каменным лицом ждала продолжения, и Стуколин снова перешёл на литовский:
– Ду… иш ушканджё… салотос… срюба там… люля-кебаб… шашлык… ду… – он показал два пальца, лишний раз подчёркивая, что заказ этот на двоих, а значит, и порций должно быть две. – И быстро, блин. Шевелитесь там.
Последнюю реплику официантка пропустила мимо ушей и гордо удалилась. Заметив вопросительный взгляд старого друга, Стуколин смущённо пояснил:
– Ангеле приспичило меня литовскому обучить. А потому есть приказ по аэроклубу: разговаривать со мной только лиетувишкай – по-литовски, понял? Чтобы я набирался практики. По-моему, полный идиотизм!
– А по-моему, очень умное решение, – не поддержал ленивого товарища Золотарёв. – Ты же всё-таки на Ангеле женился, а не на какой-нибудь Марусе из-под Брянска – изволь, значит, соответствовать. Ты лучше расскажи, как у вас дела идут? Пополнение в семье ожидается или что?
Стуколин отмахнулся:
– Пока и одной Юльки хватит. Всё равно я дочку неделями не вижу. Ангеле сдала её в ясли на полный пансион, а мне, вроде, и возразить нечего. Паксас президентом стал, так у нас теперь полный дурдом. Ангеле мечется, как белка в колесе. Министры какие-то зачастили. График полётов расписан на месяцы вперёд. А машин и пилотов не хватает…
– Хорошие хоть пилоты у Ангеле? – спросил Золотарёв.
– Они не пилоты, – со значением сказал Стуколин. – Они – «пилотасы». А пилот-ас здесь только один. И это я…
Сергей посмеялся, одобрив каламбур. Тут пришла официантка, принесла на подносе большой графин водки, минеральную воду, стопки и огуречный салат.
– Сэнкью, – поблагодарил Золотарёв.
– Ачю, – буркнул по-литовски Стуколин.
– То есть я правильно понял: ты занят по самые уши? – спросил майор у старого товарища, когда официантка отошла.
– Да как тебе сказать… – Стуколин нахмурился. – Давай лучше выпьем за встречу, а?
Возражений не последовало, и друзья выпили по рюмке, закусив салатом.
– Как хорошо когда-то было, – заметил Алексей, отдышавшись.
– Это когда «когда-то»?
– При Советском Союзе… Помню – приедешь в Прибалтику, в санаторий: все тебе улыбаются, по-русски понимают…
– Это в тебе великодержавный шовинизм расцвел махровым цветом, – пожурил друга Золотарёв, но,
