лучше, чем…
Ты меня, конечно, извини, осторожно сказал мой внутренний голос, но если это был только сон, с какой стати ребята поделились с тобой коньяком? Или ты пустой шкалик из сновидения приволок, чтобы сдать поутру? Хозяйственный какой, молодец. Даже жаль, что такую тару нигде не принимают, придется теперь обратно уносить.
Цыц! – внутренне рявкнул я. Может, я этот шкалик в Каунасе купил, на автовокзале. Мало ли что не помню, я же носом весь день клевал…
Но было поздно. Этот гад, в смысле внутренний голос, уже разбудил во мне способность сомневаться. Чем плох скептический ум вроде моего – он подвергает сомнению не только завиральные идеи, а вообще все подряд, в том числе здравые, разумные объяснения, которые меня полностью устраивают.
Несколько секунд я колебался, а потом достал из кармана телефон, открыл список исходящих звонков и содрогнулся. Последний звонок Карлу в двадцать три с минутами – с ним все в порядке. Было дело. Проснулся, позвонил зачем-то домой и снова уснул. Но предыдущие девятнадцать вызовов, сделанные примерно часом раньше, – фрагмент моей записной книжки, которую я, совершенно верно, в панике обзванивал, набирая все номера подряд, включая службу вызова такси и стоматологическую клинику, вот смеху было бы, если бы дозвонился…
Ну и что? – строго спросил я себя. По дому ходить не просыпаясь можно, а по телефону звонить – нет? Почему, интересно?
Ай, ладно, отмахнулся мой внутренний голос. Сам знаешь, никакой это был не сон.
Ну да, сам знаю. Я много чего «сам знаю», в подавляющем большинстве случаев это здорово осложняет жизнь.
Но, по крайней мере, лезть с расспросами к водителям я не стал. Просили люди оставить их в покое – пожалуйста. Единственное, что я себе позволил, – ласково сказать на прощание бортпроводнице: «Спасибо вам за коньяк, Света».
– Ой, ерунда, сколько там того коньяка было, – смутилась она. Тут же осеклась, отвела глаза, но поздно, я уже выяснил, что хотел. И, стараясь сохранять безмятежность – хотя бы на лице, – зашагал к зданию автовокзала, где призывно маячил кофейный автомат.
Автомат, впрочем, жестоко обманул мои ожидания. В отличие от наших виленских автопоилок, которые предлагают страждущим скверный, но все-таки натуральный кофе, он торговал всеми мыслимыми разновидностями растворимого. Зря я предусмотрительно запасся мелкими кронами – не пригодилось.
– Кругом враги, – вслух сказал я и пошел к стоянке такси. Уж в отеле-то найдется для меня чашка эспрессо – при условии, что минувшей ночью мы не впендюрились со всей дури в какую-нибудь гнусную параллельную реальность, где о существовании натурального кофе даже любознательные ученые не догадываются.
Реальность, параллельная или нет, была милосердна. И эспрессо в отеле мне дали, и завтраком накормили за почти символическую доплату, и в номер пустили на час раньше положенного срока. Даже банный халат, поджидавший меня в душе, был длинный, почти до пят, а не куцая махровая жакетка, как обычно. Казалось бы, живи и радуйся. Но нет, в голове моей теснились Беспокойные Мысли – именно так, с большой буквы, крупные, жирные, тяжелые, поди избавься от них.
– А скажи-ка мне, милый друг, – спросил я свое зеркальное отражение, до отвращения встревоженное, – почему тебе так не нравится ночное происшествие, в ходе которого ты вел себя абсолютно правильно, оказался большим молодцом и, судя по всему, всех спас? Неизвестно от чего, непонятно каким образом, но спас – факт.
Отражение отмахнулось от моих аргументов. Подумаешь – оказался молодцом. Я никогда не мечтал стать героем, даже в детстве довольно равнодушно относился к такой перспективе. «Всех спас» – дело житейское, с кем не бывает, просто обстоятельства так сложились, гордиться особо нечем. Зато вводная «неизвестно от чего, непонятно каким образом» меня решительно не устраивала. Мне не так много надо от жизни, я, можно сказать, аскет, но всегда понимать, что со мной происходит, – это обязательное условие. Иначе я не согласен. Я даже бухать подвязал, убедившись, что у меня слишком быстро срывает башню и я перестаю осознавать происходящее. Мой разум полагает такое положение вещей оскорбительным и невыносимым.
И тут – нате пожалуйста. Дикая, бредовая, абсолютно необъяснимая история, которая даже в качестве сновидения, прямо скажем, не слишком меня устроила бы, оказалась реальным происшествием. Косвенного подтверждения, полученного от конопатой бортпроводницы Светы, к сожалению, достаточно, я скептик, но не идиот, поэтому
– А ведь мог быть счастливым придурком, одним из тех, кто все проспал, – вслух сказал я. И тут же подумал – интересно, а если бы я не проснулся и не побежал курить, чем бы дело кончилось? Где бы мы все сейчас были? А если бы и проснулся, и вышел, и перепугался, но не умел бы водить даже легковую машину? Ну есть же люди, которые не умеют, их полным-полно. Вот что бы я тогда стал делать, интересно? И опять же, где бы сейчас был? На границе, с полным автобусом мертвецов? Или?..
На этом месте мое воображение отказалось от дальнейшего сотрудничества. Оно и к лучшему. Не хочу об этом думать. Но больше ни о чем не могу.
– А ну марш на улицу! – сурово приказал я себе. – Такой красивый город, люди старались, строили, а ты как дурак в отеле сидишь, эзотерические сопли по ряхе мажешь.
– Да пошел ты, – лениво ответил я внутреннему воспитателю. Но все-таки принялся одеваться. Он, конечно, хамло редкостное, но дело советует.
Лучше бы я остался в отеле. В таком настроении не следует отправляться на прогулку по городу, особенно после многолетнего перерыва, когда впечатления свежи и остры, как в самый первый раз, а требования завышены в угоду смутным воспоминаниям о предыдущем визите. Прага была восхитительна, за время моего отсутствия она даже похорошела, но я больше не находил в ней примерещившегося мне в прошлый раз потаенного глубинного смысла. Теперь город напоминал мне Ренатину шкатулку с бижутерией, заменявшую сундук с сокровищами, когда мы с играли в пиратов, – такой же набор красивых разноцветных безделушек, который кто-то когда-то условился считать драгоценностями, но игра затянулась, и тех, кто придумывал правила, уже нет в живых, а нынешние игроки не догадываются, что все понарошку, один я такой умный, самому тошно.
Избыточная красота улиц раздражала меня даже больше, чем бесчисленные стада экскурсантов; впрочем, все это ни в какое сравнение не шло с раздражением, которое вызывал у себя я сам, – терпеть не могу капризных туристов, которым все не впрок. Отвратительные, гнусные типы, и я – один из них, самое бесчувственное и сварливое бревно на обоих берегах Влтавы. Отдать бы мой номер в отеле и деньги, которые я здесь без всякого удовольствия просажу, какой-нибудь учительнице из Чебоксар – да любому нормальному, неизбалованному человеку, способному по достоинству оценить выпавшее на его долю счастье смотреть по сторонам, распахнув рот, щелкать дешевым фотоаппаратом, гулять до зари, дорожа каждой минутой, и радоваться, радоваться, радоваться, черт побери.
Кружным путем, то и дело шарахаясь от очередной человеческой отары, бредущей к Карлову мосту, я вышел на берег Влтавы. Здесь было более-менее пусто, лебедей и прочих водоплавающих на песке топталось много больше, чем желающих их покормить. А у самой воды росла старая раскидистая ива. Я с первого взгляда приметил удобную развилку, на которой можно пересидеть приступ разлития желчи. Залезть на дерево – верный способ привести голову в порядок, по крайней мере для меня. Я и залез, игнорируя интересы собственных штанов и изумленные взоры немногочисленных зевак. Ничего, ничего, здоровье дороже.
Стоило мне как следует устроиться среди ивовых ветвей, настроение немедленно начало исправляться. Я закурил, блаженно прикрыл глаза и предался разнузданному самоанализу. Если уж позволяешь себе на ровном месте превращаться в бессмысленное, раздражительное фуфло, будь добр хотя бы понимать, почему ты это делаешь.
Ответ лежал на поверхности. Что-что, а «место» в данном случае ни хрена не «ровное». Ночное происшествие не только напугало, но и рассердило меня. От него разило дремучей, непролазной мистикой, а я раз и навсегда решил, что никакой мистики в моей жизни больше не будет. Хватит с меня этой херни. Наигрался уже. По самое не могу.
