Когда они сели за стол, Джон с торжественным видом подошел к телевизору и выключил его – Оксане даже стало не по себе, потому что телевизор тарахтел у них с утра до вечера, если не в одной комнате, так в другой… и тут вдруг такая тишина, словно в уши попала вода. Потом супруги стали громко молиться. Оксана не ожидала этого – когда они с Джессикой лопали пироги и печенье, то соседка вполне обходилась без молитв… Сейчас молитва выглядела демонстративно, как некий урок… Не зная, как повести себя в этой ситуации, она просто уткнулась в тарелку. Потом Джон взглянул на часы, опять включил телевизор и уставился в экран, за время трапезы никто не произнес ни слова. Оксане кусок не лез в горло, она чувствовала, что между ней и хозяевами существует невидимая, тонкая и холодная пленка.
После обеда Джон с Джессикой собрались играть в бадминтон на заднем дворе, Оксана неловко распрощалась, и Джессика прошла ее проводить. А возле калитки сказала:
– Послушай, Кси, тебе не трудно будет отдать мне три сотни на следующей неделе? Скажем, в среду? Джон следит за расходами, и он обратил внимание на лишние траты… «Болинджер» семейным бюджетом не предусмотрен… Так что… А двадцатку можешь отдать потом, когда тебе будет удобно…
– Да-да, конечно, – пробормотала Оксана. – Я все тебе отдам, и двадцатку тоже, не волнуйся… Большое спасибо за обед!
Оксана вздохнула еще раз.
– Требует. До среды я должна отдать долг…
Мигель погладил ее по голове.
– Я принесу деньги, не волнуйся…
Оксана с благодарностью обняла его и принялась целовать щеки, губы, глаза. Ее сердце переполняла благодарность. Все-таки Мигель – верный друг! Впервые она почувствовала к нему уважение и поняла, что была несправедливой – он вовсе не придурок. Это Джессика со своим Джоном придурки! И все остальные тоже…
Поздно вечером Оксана, обнаженная, расслабленно лежала на кровати. Мигель сидел у нее в ногах и обсасывал каждый пальчик, будто играл на любовной флейте какую-то сложную, одному ему известную мелодию.
– Приятно, – прикрыв глаза, тихо повторяла Оксана. – Приятно…
Она говорила по-русски, но он ее понимал. Идиллия могла длиться вечно. Но вдруг с улицы донесся звук плохо отрегулированного мотора и перед легкими решетчатыми воротами остановился потрепанный «Форд» пикап, бесцеремонно уткнувшись лучами дальнего света в не защищенные решетками окна. Комната наполнилась резкими тревожными тенями, сразу приобретя какой-то неуютный, казенный вид. Идиллия нарушилась столь же грубо, сколь и бесцеремонно.
Оксана встала с постели, подошла к окну, задернула шторы. Сегодня теплая ночь, не душная, а именно теплая – в самый раз, чтобы крутить любовь с красивым смуглым парнишкой и ни о чем не думать. Но скрытая угроза медленно и неотвратимо просачивалась в комнату картонного домика, требуя каких-то решительных действий. Она осторожно выглянула в узкую щелку: свет фар подмигнул ей и погас и загорелся снова. В салоне играла музыка, кто-то громко переговаривался в кузове пикапа, смеялся, но наружу никто не выходил.
– Это они, – зачем-то сказала она, хотя и так все было ясно.
В темноте за ее узкой спиной послышался скрип кровати, торопливый шорох одежды – Мигель натягивал джинсы на свои голые чресла, еще не остывшие от долгой и приятной работы.
– Я поговорю с ними, – тихо сказал он.
– Может быть, все же лучше вызвать полицию? – спросила Оксана.
Мигель оделся, вытащил свою наваху, зачем-то осмотрел ее и снова сунул в задний карман, чтобы было удобней выдергивать.
– Полиция ничего им не сделает. Они ведь только хотят получить деньги за работу…
Мигель растерял былую уверенность и выглядел озабоченным.
– И потом, они действительно сожгут твой дом, если ты натравишь полицейских, – сказал он. – Пако не очень опасен, а вот Сезар нюхает кокаин, и от него всего можно ждать…
– Так что же делать? – растерянно спросила Оксана.
– Принеси мне воды, – неожиданно попросил Мигель.
– Воды?! Зачем?
– Напиться. Просто стакан воды…
Оксана вышла в кухню, а Мигель гибкой пантерой метнулся к шкафу, вынул из-под стопки чистого белья хромированный «смит-вессон», заглянул в барабан и сунул револьвер за пояс джинсов, под рубашку. Потом твердой походкой направился к выходу.
Оксана со стаканом воды застыла на пороге кухни.
– Я передумал, – отрывисто сказал Мигель. – Лучше, когда вернусь, выпью кофе. Если что-то произойдет, ты ничего не знаешь…
– Чего я не знаю? – не поняла девушка, но Мигель уже вышел в темную флоридскую ночь. С улицы, словно приветствуя его решительность, донесся звук автомобильного сигнала: фа-фа-а.
– Будь осторожен, Мигель! – крикнула она вслед. – Если что, я сразу звоню в участок!
Вообще, Оксана заметила, что в критических ситуациях ее разговорный английский словно обретает второе дыхание, которое оказывается в разы лучше первого: и слова нужные находятся, и мысль формулируется по-саксонски коротко и четко.
Водитель «Форда» включил двигатель и несколько минут ожесточенно гонял его на холостых оборотах. Казалось, сейчас машина рванет с места, протаранит забор и крыльцо, влетит прямо в дом и будет носиться, ревя, как ополоумевший бык, пока не раздавит, не растерзает хрупкое тело Оксаны. Но ничего не случилось. Спустя минуту «Форд» заглох. Еще через десять минут опять завелся, резко сдал назад, развернулся и уехал. Стало тихо. Потом скрипнула дверь.
Мигель торжествующе улыбался.
– Сделай мне кофе, мучача, – ласково сказал он. – И разогрей пиццу, что-то я проголодался…
Потом он жадно ел, а Оксана смотрела на своего защитника влюбленными глазами.
– Они больше не появятся? – наконец, спросила она.
Мигель пожал плечами.
– Посмотрим. Я сказал, что за тебя убью каждого. Их было трое, и двое все хорошо поняли. Но Сезар уже обнюханный, он меня не понял. Сказал, что завтра приедет ночью со своими дружками-бандитами из гаитянского квартала.
– Ой! Что же делать?
Мигель снова пожал плечами.
– Я не оставлю тебя ни на минуту. Будем ждать. Если они придут, я убью всех. Другого выхода нет.
Следующая ночь прошла тревожно. Они закрыли противоштормовые ставни и даже набрали воду в ванну и наполнили ведра – на случай, если подожгут дом. Мигель все твердил, что никому не позволит прикоснуться к ней, что убьет всех, а если понадобится, то лучше убьет ее и себя… Он был очень напряжен и встревожен, эта тревога передалась Оксане, она плакала и пыталась молиться. Она чувствовала себя беззащитной, жалкой в чужой стране, в этом хлипком неприбранном доме, рядом с напуганным мальчишкой, который пытается изображать из себя богатыря. Так чувствовала себя Элли из «Волшебника Изумрудного города», попавшая в центр урагана.
До четырех часов они не спали.
Но никто не приехал.
А в половине восьмого раздался звонок. От таких звонков, когда телефон молчит целыми днями, а потом вдруг взрывается ранним утром, – от таких звонков добра не жди. Они режут, как лезвие ножа, и они не замолкают на десятом гудке, когда ты решаешь не подходить к телефону. Они звонят, звонят, пока ты не поднимешь трубку и не примешь, наконец, дозу горького яда, прописанного тебе неведомым злобным доктором.
Не открывая глаза, Оксана пыталась нашарить рукой телефон и одновременно вспомнить, когда это уже было с ней: полное отчаяние, мокрая от слез подушка – и ранний звонок… Который, наверное, добьет ее.
Но она ошиблась.
