— Сейчас как раз это делаем.
Где же 13-я армия? Успеем ли мы соединиться с ее ударной группой или противник ускользнет в эту брешь? Когда я доложил генералу Костенко о сложившейся обстановке, он приказал, не дожидаясь получения сведений о местонахождении ударной группы генерала Москаленко, немедленно изменить направление движения кавалерийского корпуса, повернув его на северо-запад, а гвардейскую стрелковую дивизию двигать строго на север, на Иэмалково.
Федор Яковлевич покосился на меня:
— Узнает об этом приказе главком и скажет: «Я же их предупреждал». Ведь он с самого начала рекомендовал нам наступать на Ливны.
Я заметил, что на Ливны наступать главными силами даже сейчас нельзя, так как это увеличило бы разрыв между нашими войсками и ударной группой Москаленко настолько, что ни о каком окружении противнике и мечтать не пришлось бы. К тому же елецкая группировка немцев вряд ли бы побежала, не ударь мы своими главными силами по ее тылам.
Подумав, Костенко согласился, что, пожалуй, это действительно так.
Едва мы успели отправить своего офицера к генералу Крюченкину с приказом максимально ускорить темп продвижения и повернуть дивизии к станции Россошное на железной дороге Елец — Орел, как прибежал дежурный по связи и доложил, что нас вызывает на переговоры маршал Тимошенко.
Когда телеграфный аппарат заработал, принимая первые вопросы из штаба фронта, я по привычке бросил взгляд на часы: шел второй час ночи. Пока главком не подошел к аппарату, переговоры вел генерал Бодин.
— Что у вас нового? Вы нам ничего не сообщаете, и маршал очень недоволен.
— Мы сами собой недовольны, — ответил командующий и пояснил, что из-за отсутствия связи с войсками с трудом собраны весьма скудные сведения. Пока известно, что в 24 часа полки Руссиянова со всех сторон атаковали окруженного противника и уничтожают его. С утра 1-я гвардейская пойдет на Измалково. Крюченкин разделался с 95-й пехотной дивизией, форсировал реку Сосна и ворвался в Хухлово и Прилепы, перерезав шоссе. Захвачены пленные австрийцы: значит, сегодня кавалеристам Крюченкина придется иметь дело с 45-й пехотной дивизией, которая пытается ускользнуть в разрыв между нами и 13-й армией. 34-я моторизованная бригада полковника Шамшина из-за снежных заносов задержалась и в первой половине дня находилась в 20 километрах юго-восточнее Ливен. А где она сейчас, мы не знаем: наш офицер не смог разыскать ее. Возможно, что она уже в Ливнах.
— Скудные, очень скудные сведения, — высказал недовольство Павел Иванович.
Я попросил проинформировать о положении 13-й армии. (Из-за отсутствия у нас надежной связи с 13 -й и 3-й армиями управление ими в операции часто переходило в руки штаба Юго-Западного фронта). Бодин передал, что ударная группа генерала Москаленко задержалась на реке Воргол, а 148-я стрелковая дивизия и 150-я танковая бригада форсировали эту реку западнее Ельца.
Я прикинул по карте: между нашими войсками и соединениями Москаленко оставался двадцатикилометровый разрыв, в который и утекали главные силы елецкой группировки противника.
В заключение начальник штаба фронта сообщил, что положение нашей самой правофланговой армии укрепилось, ибо войска Гудериана, разбитые в районе Сталиногорска, отступают.
Главком все еще не подходил к аппарату. Я воспользовался случаем и попросил Павла Ивановича скорее забрать у нас пленных — их в Тербунах скопилось очень много. Он обещал дать распоряжение начальнику охраны тыла фронта полковнику Рогатину прислать конвоиров.
Маршал подошел к аппарату уже в третьем часу ночи и сразу спросил:
— Заняты Ливны?
Ответив, что о положении в Ливнах мы не знаем, Костенко попросил ускорить выдвижение на запад левофланговых дивизий 13-й армии.
Я поначалу не понял, зачем ускорять выдвижение на запад тех дивизий, которые наступали южнее Ельца и, в сущности, плелись в хвосте отступавших немцев. Другое дело — торопиться с продвижением дивизий, наступающих севернее Ельца навстречу нашей группе. Потом Федор Яковлевич объяснил свой замысел: нужно быстрее создавать внешний фронт окружения, чтобы надежнее завязать мешок, в котором окажутся гитлеровцы. Эту задачу и должны были, по его мнению, выполнить левофланговые дивизии 13-й армии.
Главком обещал потребовать от командующего 13-й армией к концу 13 декабря выйти на фронт Верховье, Ливны и тем самым обеспечить действия нашей группы по окружению и ликвидации елецкой группировки, а нам приказал главные силы Крюченкина направить в район Ульяновка, Муромцево, Россошное. Он велел смелее продвигать мотострелковую бригаду Шамшина и вместе с ней одну кавалерийскую дивизию по направлению Верховье, Хомутово, Карпово.
— И не держите вы командиров дивизий на помочах. Дайте им полную свободу: пусть врезаются в расположения врага, пусть выходят в глубокий тыл.
Костенко выразил опасение, что гитлеровцы могут перейти в контрнаступление с юго-запада, чтобы помочь своей елецко-ливненской группировке.
— Не оглядывайтесь на противника, — ответил Семен Константинович. — Действуйте смело.
Мы поняли, что главком одобряет наше решение, но требует от нас еще более глубокого продвижения на запад (Верховье, куда он нацеливал мотобригаду, находилось в 30 километрах западнее Россошное, к которому мы двигали кавкорпус).
Генерал Костенко попросил Тимошенко дать указание о немедленном восстановлении железной дороги, ведущей от Ельца на Орел, чтобы можно было послать бронепоезда на поддержку войскам. Тот ответил, что 10 декабря работы уже начались и все будет сделано быстро, кроме моста в поселке Казаки: он большой и его восстановление потребует много времени.
Наступил день, а связь с войсками не улучшалась. Мы продолжали получать нерегулярные короткие сообщения по радио да через офицеров связи, сведения которых обычно запаздывали из-за быстрого продвижения частей. Полки 1-й гвардейской стрелковой дивизии неудержимо шли на север, на Измалково, куда с северо-запада спешила навстречу им группа генерала Москаленко. Еще более стремительно двигались кавалерийские дивизии на Россошное, обтекая с запада части противника, стремившиеся проскочить на Ливны и на Верховье.
Поглощенный заботами по налаживанию управления войсками, я никак не мог заняться пленными, которые стекались со всех сторон на станцию Тербуны. А их нужно было накормить, раненым оказать помощь. Командиру роты охраны нашего маленького штаба с этими делами было не справиться. Можете понять, как я обрадовался, когда к нам примчался по поручению Бодина мой старый друг полковник Рогатин.
— Выручай, — с ходу начал я, — освободи ты нас от пленных, а то нам некогда будет заниматься ловлей тех, кто еще не в плену.
— Освобожу, — пообещал Рогатин. — Вот только прибудут сюда мои орлы — и освобожу. А пока пойдем посмотрим твоих фрицев.
Пленными были забиты все пустые пристанционные постройки. Мы обошли их. Жалкое зрелище. Гитлеровцы теперь были совсем не похожи на тех самодовольных, высокомерных «сверхчеловеков», которые попадались нам в плен летом. Сейчас это испуганное стадо овец, сбившихся в кучу. Грязные, ежесекундно и ожесточенно почесывавшиеся, они тупо смотрели перед собой.
Когда мы подошли ближе, я невольно отшатнулся: поверх шинели стоявшего передо мной унтер- офицера ползали белые точки. На голове завшивевшего вояки плотно сидела каска, из-под которой виднелось что-то розовое.
— Что это у них такие несуразные подшлемники? — спросил я удивленно у Рогатина. — Розовый цвет далеко виден.
Брезгливо приподняв каску рукой. Рогатин расхохотался:
— Так это же у него на голове женские рейтузы! Да, фашисты теряли свой лоск. Сдав пленных на попечение Рогатина и его людей, я облегченно вздохнул.
А связь никак не налаживается. Радиостанции работают ненадежно. Посланные на самолетах офицеры все еще не вернулись. Главком вызвал на провод генерала Костенко и меня и отчитал, как говорится, по первое число.
