– Как я это хорошо себе представляю, – со вздохом произнесла она. – В Калифорнии у нас будет большой дом с видом на море. Там у меня будет своя студия – весь верхний этаж. Повсюду будут лежать холсты, приготовленные к отправке в разные галереи мира. А у Эдди тоже будет своя студия звукозаписи – в подвале. И мы так устроим, чтобы, когда он уезжал со своим оркестром в турне, я бы проводила выставки в… в… Париже, Риме и… и… ну, где так мокро. Знаешь, такой город, где вместо улиц каналы, – она посмотрела на меня. – Ты понимаешь, о каком городе я говорю? Там еще гондольеры есть.
– Детройт? – спросила я.
– Нет! Вена!
– Ты хочешь сказать, Венеция? Венеция – в Италии?
– Ну да, она самая, – кивнула Аманда. – В общем, как я говорила, если двое по-настоящему хотят быть вместе, они не позволят, чтобы их карьеры им помешали. Я смогла бы стать художницей с мировым именем и не завидовала бы карьере Эдди.
– Ну и молодец, – сказала я. – Будем надеяться, что он сможет вынести твою славу.
– Конечно, сможет, – подтвердила Аманда. – Я бы могла рисовать обложки для его альбомов.
Вдруг глаза ее стали совершенно круглыми.
– Слушай, я могу послать ему одну из своих работ – где я его нарисовала. Можно послать ему письмо через его звукозаписывающую фирму и вложить в него свой рисунок.
По выражению лица Аманды было ясно, что ее фантазии унесли ее очень далеко.
– А потом он напишет ответ, – продолжала она. – И попросит меня сделать обложку для следующего альбома. И мы встретимся, и он в меня влюбится и…
– Эй, погоди! Не торопись! – прервала ее я.
– Что? – уставилась на меня Аманда.
– Ты ни о чем не забыла? Тебе ведь тринадцать лет, а ему двадцать шесть. Разница – тринадцать лет.
– Ну да, но это временно, – сказала Аманда.
– То есть?
– Сейчас эта разница кажется большой. Но к тому времени, когда Эдди будет, скажем, тридцать пять, мне уже будет двадцать четыре.
– Двадцать –
Аманда сдвинула брови.
– Ладно, двадцать два. Но ты понимаешь, что я хотела сказать? Чем старше становишься, тем менее заметна разница в возрасте, – она покачала головой, с сожалением глядя на меня. – Тебе еще этого не понять.
– Почему это? Я все поняла, – я похлопала ее по плечу. – Ты станешь художницей, будешь жить с Эдди Иденом в Калифорнии в большой вилле на берегу моря. Надеюсь, ты не забудешь о своих родственниках, когда станешь богатой и знаменитой.
– Конечно, – сказала Аманда. – Я куплю для родителей дом в Майами, чтобы они могли там жить в старости.
– А я и Сэм? – спросила я.
Аманда на мгновение задумалась.
– Сэм может стать продюсером фирмы звукозаписи и помогать Эдди с его дисками. А ты, – она улыбнулась, – ты станешь моей горничной.
Прежде чем я смогла придумать на это хороший ответ, нас прервали резкие звуки гиеньего хохота.
Если, сидя на стене у средней школы Фор-Корнерса, вы вдруг слышите звуки, похожие на смех гиены, это:
а) смеющаяся гиена,
б) Черил Радик.
– Привет, Аманда, – сказала Черил, подходя к нам вместе с Натали Смит и Рейчел Голдстейн. – Сидишь одна? Что читаешь?
Она мельком взглянула на меня:
– А, Стейси. Привет!
Вы обратили внимание: «Привет, Аманда. Сидишь одна? А, Стейси. Привет».
– Тут есть статья об Эдди Идене, – указала на журнал Аманда.
– Меня он не интересует, – произнесла Натали, тряхнув своими длинными светлыми волосами. – Я предпочитаю Кэла Хупера.
– Правильно, – поддакнула Рейчел. – Кэл Хупер – это класс!
Рейчел похожа на обезьяну – со своими длинными тощими руками и ногами и жесткими, морковного цвета волосами. Правда, вряд ли среди обезьян найдется такая тупица, как Рейчел Голдстейн.