согласился бы тайно снабжать его, Камдена, кое-какой информацией, касающейся леди Тремейн. То есть речь шла о слежке за ней.
Выяснить маршрут ее передвижений не составило никакого труда, поскольку все заботы об этом она поручила персоналу отеля. На следующее же утро Камден начал получать отчеты о ее приходах и уходах. Через несколько дней он знал, что она ела на завтрак, какие достопримечательности осмотрела, в какое время принимала вечернюю ванну и даже у какого магазина останавливалась, чтобы купить льняные скатерти.
Однако чем больше он узнавал, тем сильнее его одолевало любопытство. Как она выглядит? Пощадили ли ее годы? Похожа ли она на себя прежнюю? Или изменилась до неузнаваемости?
Он тут же отменил обед с миссис Аллен, когда узнал, что Джиджи идет вечером в сады Тиволи – главный парк развлечений в Копенгагене. Днем ему еще хватало силы воли не приближаться к ней. Но вечером… Как знать, может быть, ему удастся увидеть ее одним глазком, а самому остаться незамеченным?
Камден исходил сады Тиволи вдоль и поперек и уже решил, что впадает в слабоумие, когда наконец заметил Джиджи на большой карусели. Она сидела на деревянной лошадке и заливисто смеялась, изо всех сил вцепившись в позолоченный деревянный шест; а ее длинные белые юбки струились по воздуху от кружения карусели и летнего ветерка с моря.
Она была довольна. Нет, не просто довольна. Счастлива!
В янтарном сиянии парковых огней казалось, что она – это не она, а персонаж норвежской сказки – необузданное и чувственное дитя природы. Из толпы на нее глазели мужчины – глазели, округлив глаза и приоткрыв рты.
Камден же смотрел на жену как завороженный. О чем он думал? Он не знал. Почему-то в глубине души он ожидал – нет, скорее надеялся – увидеть осунувшуюся страдалицу, скрывающую свою боль под маской безразличия Надеялся, что она до сих пор томится по нему, до сих пор любит его. Но все говорило об обратном.
Этой женщине он был не нужен.
Тремейн развернулся и побрел прочь – рассудок снова взял верх. Он постарался забыть, что пожирал Джиджи глазами, точно голодная дворняжка, которая заглядывает в гастрономическую лавку, положив лапы на подоконник. Он сполна возместил миссис Аллен недостаток внимания и любезности.
А потом судьба свела их на канале.
Миссис Аллен была необычайно мила в своем кремово-персиковом платье от Уорта. Но открывавшийся за ее спиной вид все же затмевал ее прелести. Вдоль канала протянулись дома, выкрашенные в жизнерадостные оттенки, столь любимые английскими модницами, – розовые, лимонные, сизые, лазурные, медные и кирпичные. Солнце подходило к зениту, и вода сверкала и переливалась, разбегаясь серебристыми барашками из-под бороздивших фарватеры прогулочных судов.
– Бог мой! – воскликнула миссис Аллен, повиснув у него на локте. – Ты только посмотри!
Камден, изучавший в витрине модели кораблей, повернулся и посмотрел в другую сторону.
– Вот то открытое окно на втором этаже. Видишь там мужчину и женщину? – хихикнула миссис Аллен.
Он осмотрел окна домов на противоположном берегу – и вдруг почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд.
Джиджи!
Она сидела на носу прогулочного парусника в нескольких метрах от него, сидела под белым кружевным зонтиком – ни дать ни взять прилежная туристка, решившая во что бы то ни стало вобрать в память всю красоту и очарование Копенгагена. Джиджи внимательно и в то же время с тревогой вглядывалась в его лицо – словно никак не могла вспомнить, кто он такой. Словно не желала вспоминать.
Внешне он изменился: отрастил волосы и года два назад обзавелся щегольской бородой.
Их взгляды встретились, и Джиджи вскочила с кресла. Зонтик выпал из ее руки и со звонким стуком упал на палубу. Она не отводила от мужа взгляда, в лице ее не было ни кровинки, а в глазах читалась мука. Такой Камден никогда не видел жену – даже в тот день, когда бросил ее. Казалось, она была потрясена, ошеломлена, была в отчаянии…
Парусник медленно проплыл мимо, и тогда Джиджи, подобрав, юбки, побежала вдоль поручня, по- прежнему не сводя с мужа глаз. Внезапно зацепившись ногой за канат, она со всего маху упала на палубу. Сердце маркиза сжалось от страха, но Джиджи, ни на что не обращая внимания, поднялась на ноги и снова побежала, пока не очутилась на корме – больше она не могла приблизиться к нему ни на шаг.
К несчастью, именно в этот момент миссис Аллен взяла его под руку и потерлась щекой о его плечо – словно кошечка, которой почесали за ухом.
– Умираю от голода, – проворковала миссис Аллен. – Ты не отведешь меня в ресторан, где подают холодные закуски?
– Да, конечно, – пробормотал он машинально.
Джиджи замерла у поручня. Потом вдруг вздрогнула, и на ее лице отразилась такая усталость, словно она простояла на этом самом месте все то время, что они не виделись.
«Она по-прежнему меня любит», – промелькнуло у Камдена, и от этой мысли его бросило в жар, а голова пошла кругом.
Внезапно он забыл, как, собственно, она перед ним провинилась. Камден понимал – и понимал с предельной ясностью – только одно: за последние пять лет мир не знал другого такого дурака, как он, – ведь он отказался от того, что являлось пределом его желаний.
Просидев весь ленч точно во сне, он отправил миссис Аллен в отель, где она собиралась вздремнуть часок перед обедом, и отклонил ее предложение зайти в гости с такой поспешностью, словно у нее проявились симптомы бубонной чумы. Потом он помчался к цирюльнику, от цирюльника – к ювелиру, а от ювелира – обратно в дом Клаудии за своим лучшим костюмом.
