– Надеюсь, что так. Она говорила ужасные вещи.
– И все же к мнению матери стоит прислушаться. Ею руководят самые лучшие побуждения.
– Но как жестоко и гадко говорить, что его интересуют деньги и что он будет волочиться за женщинами! Францина совсем не знает Джеральда, однако говорила так темпераментно!
– Верно. Но постарайся понять, что ею движет страх. Она опасается, как бы ты не совершила ошибку. Францина – мать, защищающая своего ребенка.
– Ребенка? Это я ребенок? Женщина двадцати одного года, самостоятельно зарабатывающая себе на жизнь, имеющая прекрасную работу?
– Это все правда, но ты довольно упряма, Гиацинта. – Отец грустно улыбнулся.
– Человек, уверенный в собственной правоте, неизбежно проявляет упрямство. Я защищаю Джеральда. На него клевещут, а я люблю его.
– Постарайся не делать поспешных выводов. Время многое ставит на место.
Ну да. Не говори о своих разногласиях, старайся их сгладить, и в конце концов они исчезнут сами собой. Расхожие банальности. Удобный способ ничего не сказать.
– Надеюсь, ты не дашь выхода своему негодованию, Гиа. Это приведет только к конфликту и ничего не решит. Тем более сейчас, когда вопрос стоит очень остро.
– Знаю, знаю. Бабушка сказала то же самое. Я не круглая дура и не хочу скандала. Отчасти я похожа на тебя.
– Если Джеральд такой, как ты утверждаешь, – а я в это верю, – то твоя мама тоже поверит. Только не спеши. – Отец посмотрел на часы. Ему хотелось завершить разговор до прихода Францины. – В любом случае ты не собираешься под венец завтра, так что нет нужды в спешке, – добавил он, и в этот момент на террасе появилась Францина.
– Я опоздала, – сказала она. – Не ожидала такого интенсивного движения на дорогах. И демонстрация мод длилась слишком долго. Чего только не вытерпишь, чтобы добыть деньги! Мы выбили шестнадцать тысяч долларов, хотите верьте, хотите нет, для детской больницы. Я едва на ногах держусь после этого делового завтрака.
– Ты не выглядишь такой уж измученной, – возразил отец. – Во всяком случае, в этом наряде.
Серый твидовый костюм казался бы простым и незатейливым, если бы не изумрудно-зеленый шарф, искусно прикрывающий шею и плечи. Когда Францина подняла руку и отвела прядь черных волос со лба, блеснули серебряные браслеты. Стоя в дверном проеме, она походила на картину в рамке. Гиа тут же дала название картине: «Женщина с серебряными браслетами». Несмотря на современное платье и манеры, в ней проглядывали стать и лоск, что вполне могло вдохновить Джона Сарджента на написание «Портрета Францины».
– Боже мой, какой красивый стол! А этот цыпленок приготовлен твоей матерью, Джим? Или это твое произведение, Гиа?
– Нет, бабушки. Я навещала ее утром.
– Ну что ж, тогда у нас настоящий пир! За ленчем еда была ужасной, так что я страшно проголодалась.
Как всегда словоохотливая, Францина говорила бойко и перескакивала с одной темы на другую, уверенная в том, что все только и ждали, когда она придет и начнет рассказывать.
– Не могу поверить, что прошло уже два года со дня свадьбы Тома. Я не говорила вам, что вчера мне звонила Диана и благодарила нас за подарок?
– Не помню, что ты ей посылала, – отозвался отец.
– Медный кофейник, вещь действительно потрясающая. Емкость такая, что хватит на пятьдесят чашек. Они часто устраивают деловые встречи. Я очень горжусь Томом. Хорошо и то, что Диана такая общительная. Кстати, я сейчас вспомнила, Гиацинта, что, проходя мимо дома Марты, видела грузовик, с которого сгружали стулья для вечера. Ее мать была сегодня на завтраке и сказала, что у них будет прием. Что ты наденешь?
– Я не пойду.
– Это еще почему?
– Будет большая развеселая гулянка, я это никогда не любила.
– Но тебе необходимы друзья, Гиа.
– Разве у меня их мало?
– Но это твои давние друзья. Твои соседи. Ты ведь знаешь Марту с начальной школы. Почему ты так пренебрежительно к ней относишься?
– Я не отношусь пренебрежительно ни к ней, ни к кому-то другому. Думаешь, ее очень беспокоит, приду я или нет?
Францина оттолкнула недоеденный десерт и заговорила мягко и сдержанно:
– Не исключаю, что беспокоит. Ведь ты же не хочешь ее обидеть?
– Обидеть ее? Да возможно ли это?
Марта шла по жизни так ровно и гладко, словно скользила по льду. Чем-то она напоминала Францину. Вот Марта как раз и могла бы быть ее дочерью.
– Я никого не хочу обижать. Но у меня другие планы и я просто не могу принять этого предложения.
Возникла затянувшаяся пауза, во время которой отец налил себе еще чашку кофе и механически
