беспро-светные осенние дожди, навевавшие на Гиацинту тоску.
Она начала работать как одержимая, растрачивая последние силы. Гиацинта работала потому, что ничего другого у нее не оставалось.
Как-то позвонил Арни. Он не был в Ню-Йорке с тех пор, когда встретился с Уиллом. Гиацинта обрадовалась, услышав его голос.
– Привет, Гиа. Я в городе. Пообедаем? В обычном месте и в обычное время?
Арни был полон энтузиазма, сердечен и очень хотел ее видеть.
– Я заеду к тебе на работу, и если ты согласишься, мы пешком пройдем к центру. О’кей?
– Конечно. В шесть сорок пять?
– Ты слишком задерживаешься на работе.
– Ну, это еще рано. Мы сейчас готовимся к весеннему показу.
Гиацинта сидела за письменным столом, когда появился Арни. Он огляделся и удивленно поднял брови. Огромный стол Гиацинты был завален бумагами, папками, бюллетенями, фотографиями и вырезками.
Арни нежно поцеловал ее в обе щеки.
– Ну и ну! Я не имел понятия!.. Впрочем, я ничего не знаю об этом виде бизнеса, кроме того, что женщины теряют рассудок и тратят целые состояния, чтобы приобрести тряпки. – Арни засмеялся. – Не хочу никого обидеть. Если ты делаешь деньги на этих тряпках, действуй… А это что такое? Да ведь это ты!
Он взял лежащую сверху вырезку из газеты, где со снимка смотрели улыбающиеся лица: англичанин, женщина со Среднего Запада, изготавливающая вязаные изделия, и Гиацинта.
– Ты только посмотри на себя. На эти глаза, волосы. Прямо настоящий шелк!
Шелковый водопад, сказал когда-то Уилл.
– Но в жизни ты лучше, Гиа. Будь я проклят, если ты не хорошеешь день ото дня! Что это – специальные витамины?
– Вероятно, работа.
– А газета, кстати, канадская.
– Мы много продали в Канаду.
– Даже не верится. Я все еще вижу тебя такой, как в тот день, когда ты приехала из Техаса. Джерри только что вылез из пеленок, да ты и сама была еще ребенком.
– Двадцать шесть лет.
– Это почти ребенок. Да ты и сейчас дитя, только одета получше. – Арни улыбнулся и широко развел руками. – Так как ты всего этого достигла?
Гиацинта пожала плечами. Сначала бабушка научила ее шить и всей своей жизнью показала, как надо добиваться цели. Потом появился Уилл и направил ее на этот путь… Но не стоит думать об этом.
– Я умираю от голода. А ты? Поехали, если ты готова.
– Готова.
В ресторане, разворачивая салфетку, Арни сказал:
– Давай сделаем заказ, а после этого я расскажу тебе о детях. По телефону трудно говорить подробно.
Гиацинта встревожилась:
– Я буду есть то, что и ты, мне все равно. Ты хочешь сообщить о детях что-то неприятное? По телефону их голоса порой звучат весело, но иногда я слышу от них жалобы, однако помочь им не могу.
– Ничего не изменилось с того времени, как ушла Арвин. Теперь в доме новый друг – Бадди.
– Бадди? Мальчик?
Арни засмеялся:
– Нет, до этого не дошло. У Бадди рост пять футов десять дюймов, и она могла бы быть моделью, но стала певицей. Бадди блондинка, однако у нее был некрасивый нос. Джеральд исправил его, и теперь она без ума от Джеральда.
Комок подступил к горлу Гиацинты. Какая низость! Он не стыдится собственных детей.
– Но Бадди добродушная, и дети с ней ладят. Так что оснований для беспокойства нет.
Арни избегал взгляда Гиацинты. Сосредоточенно намазывая булочку маслом, он вновь заговорил:
– Нет оснований полагать, что Джеральд пренебрегает детьми. Он и сейчас без ума от них, но слишком занят другими делами. И дети уже не очаровательные малыши. Женщины больше не останавливаются и не захлебываются от восторга при виде Эммы или Джерри, даже когда он надевает короткие фланелевые штанишки. Они становятся независимыми, огрызаются. Так что не так уж много веселого.
Гиацинта не нашлась что сказать. И Арни тактично перевел разговор на другую тему.
– Не многое изменилось с тех пор, как я видел тебя в прошлый раз. Я отправлял Диамонда на пару скачек за пределами штата, и он выступает хорошо. Жеребец смотрится великолепно. Отличные перспективы. Езжу я, разумеется, на Майоре, вместе с твоими детьми. Ну да ты про это знаешь. Что еще? Я искал землю для покупки. Устал снимать квартиры – может, построю для себя дом. А почему бы и нет?
Арни ждал, что Гиацинта что-то расскажет ему, однако не давил на нее. Наконец он спросил:
