Антивоенные настроения были столь сильны, что когда в августе по Пятой авеню прошла первая демонстрация женщин в защиту мира, из собравшейся на всем пути ее следования толпы зрителей не раздалось ни одного крика протеста. Все в черном, как уже столь многие оплакивающие своих мужей вдовы, они шли под приглушенную барабанную дробь по блестящей мостовой за флагом мира с изображенным на нем голубем, мягко шаркая своими туфлями.
Пол стоял в рядах зрителей под руку со своей женой.
– Все это выглядит так печально, – прошептала она, – беспомощно и печально.
Он взглянул на Мими. Из-под полей модной шляпки, известной под названием «Веселая вдова», ее наполнившиеся слезами глаза влажно блеснули. Понимая, что она хочет их вытереть, так как ее неизменно смущало проявление чувств на публике, он поспешно протянул ей свой носовой платок. Менее чем за год супружества они уже научились понимать друг друга без слов!
Его тоже необычайно растрогало представшее их глазам зрелище. Прошедший месяц был тяжел для любого мыслящего человека, но для него, который так хорошо знал и любил Европу, он был просто ужасен.
Мысли его невольно обратились к Гааге 1907 года. Тогда они с отцом, находясь по делам в Амстердаме, решили посмотреть, чем занимаются участники собравшейся там мирной конференции. Распустились и отцвели тюльпаны, затем хризантемы, а седобородые джентльмены во фраках все говорили; время от времени они посматривали из окон парламента на раскачиваемые свежим ветром с Северного моря старые буковые деревья, затем снова возвращались к своим разговорам. Они составляли правила, такие же четкие и определенные, как в шахматном турнире: правила обеспечения продовольствием пленных, бомбардировок мирного населения (допускаемых или нет?), применения удушающих газов и пуль «дум-дум». Когда они, наконец, разошлись, хризантемы уже побило дождем, и серое холодное небо было затянуто тучами. За четыре месяца они приняли одно важное решение: вновь встретиться в 1915 году…
Чертовы старики!
Сейчас все утверждали, что все это закончится к Рождеству. Ерунда, подумал Пол, вспоминая дымящиеся трубы и сортировочные станции Германии.
Перед его мысленным взором возник кузен Иоахим, внимательно следящий за действием в Байрейтской опере, бродящий по горам Шварцвальда, поднимающий пивную кружку за здоровье кайзера. Истинный немец! Наверняка он уже давно облачился в военную форму и сражается сейчас за своего императора. Спаси и сохрани его, Господи! Спаси и сохрани, Господи, нас всех!
Мими спросила:
– Как ты думаешь, мы увидим Хенни?
– Я слежу. Но они все выглядят одинаково в этих своих черных платьях.
А женщины все шли и шли, старые и молодые; некоторые даже толкали перед собой коляски с детьми; на их лицах застыло серьезное, суровое выражение.
– Даже не верится, что Хенни на это способна. Она кажется такой несмелой, – заметила Мими.
– Ты права, но вся ее робость разом исчезает, когда она в группе. Хенни поддерживают ее убеждения. А вот и она, вон, смотри.
– Где? Где? – Мими привстала на цыпочки.
– Третья с этого края, смотри, куда я показываю… Да, это была Хенни. На полголовы выше остальных, она шла чеканным шагом, высоко подняв подбородок.
Губы Пола растянулись в улыбке. Старая добрая Хенни! Да черт возьми, ее не согнешь! Откуда она взялась такая? Она не походила ни на одну женщину в их семье. По словам дяди Дэвида она напоминала свою бабушку. Похоже, она и в старости будет храбро сражаться за правое дело, до последнего вздоха.
– А теперь, когда мы ее увидели, пойдем домой, – сказала Мими. – Если все они придут на обед, я хочу удостовериться, что Эффи ничего не напутала.
Новая миссис Вернер была чрезвычайно дотошной хозяйкой.
– Меня учили, – обычно говорила она Полу, – никогда не ожидать от прислуги того, что не можешь сделать сама.
Она умела готовить, убираться, накрывать на стол и составлять букеты; ничего этого – за исключением составления букетов – ей делать не приходилось, но она знала, как все должно быть сделано, и следила за тем, чтобы так оно все и было.
Какова же была цель всех этих усилий? Конечно же, комфорт хозяина дома. Ему стоило лишь о чем- нибудь заикнуться, попросить, например, яблоко перед сном или выразить желание прочесть новую книгу, о которой он слышал, и с этого дня яблоко неизменно ожидало его каждый вечер на прикроватном столике, а книга была в его библиотеке подле кресла на следующий же день…
Улица была пустынной. Почти все окна домов в этом тихом квартале к востоку от Пятой авеню были сейчас закрыты ставнями; их владельцы уехали на лето отдыхать. Тонкий слой пыли покрывал порыжевшую от солнца листву на деревьях, росших по одну сторону улицы, и раскаленный ветер бросал в лицо песок.
– Перейдем на ту сторону, в тень, – сказал Пол, подумав, что на следующее лето нужно будет непременно заставить Мими поехать к морю. Он сможет ездить туда каждый вечер или на уик-энды.
– Тебе следовало бы быть сейчас на побережье, Мими, и дышать свежим морским воздухом.
– Пока ты в городе и работаешь, я останусь здесь. Уик-энда на морском берегу мне вполне достаточно.
– Ты исключительно бескорыстна. Не думай, что я этого не ценю.
– С тобой, Пол, я счастлива быть где угодно. Разве ты этого не знаешь? – она стиснула его пальцы. В глазах у нее было откровенное обожание.
– Я знаю, – сказал он и похлопал ее по руке, подумав при этом: я совершенно не заслуживаю того, что ты мне сказала.
