Автобус трясся по Сто десятой улице, потом свернул на Пятую авеню; мелькавшие за окнами дома среднего класса сменились особняками богачей.
Бернис подняла голову.
– Красивые, да?
– Что?
– Эти дома, глупый. Я буду возвращаться, когда совсем стемнеет, в домах зажгутся огни и тогда можно будет что-нибудь разглядеть сквозь неплотно задернутые шторы, получить хоть какое-то представление, как там внутри. Чаще всего видишь хрустальные люстры. Должно быть, чудесно жить в таких домах.
– Меня это нисколько не привлекает, даже наоборот.
Автобус затормозил, подъезжая к остановке, чтобы подобрать стоявшего на ней одинокого пассажира.
– Какой ты чудной, Дэнни. Ничего-то тебе не нужно, только я.
Она потянулась и поцеловала его в губы долгим нежным поцелуем.
Встревоженный, он попытался отодвинуться.
– Бернис, не здесь.
– Почему? Ты же этих людей никогда не видел и не увидишь.
– Это… – он замолчал.
Пассажир, только что вошедший в автобус, уставился на них с выражением безграничного изумления. Это была Лия.
Дэна мгновенно прошиб холодный пот. Инстинктивно он вскочил с сиденья, бормоча:
– Лия! Иди сюда, садись. Давай я помогу… Девушка держала в руках две большие коробки, в которые упаковывают платья.
– Спасибо, я сяду впереди. Мне ехать всего шесть кварталов.
Она села, повернувшись спиной к Дэну. Спокойная прямая спина. А у него сердце готово было выскочить из груди, и лицо, должно быть, пылало. Его застукали. В огромном городе с двухмиллионным населением. Как такое могло случиться?
– Кто это? Ты выглядишь ужасно, – по крайней мере у Бернис хватило ума сказать это шепотом.
– Потом, – яростно прошипел он.
На Восемьдесят седьмой улице Лия, не говоря ни слова, вышла. Он наблюдал, как она переходит улицу. Она шла целеустремленно с высоко поднятой головой, видно, у нее было здесь какое-то дело. Девушка, едва переступившая порог детства. Теперь она может погубить его, он в ее власти.
– Кто это? – не унималась Бернис.
– Моя дочь. Падчерица. Приемная дочь. Господи, не знаю, как ее назвать. Лия.
– Ну и невезенье. Не удивительно, что ты вел себя так странно. Бедненький мой. Что она здесь делает?
– Она работает после школы в магазине дамского платья. Иногда ей приходится отвозить клиенту платье, в котором что-то переделывали.
– Ты боишься, она расскажет?
– Конечно, я боюсь, а ты как думаешь? О, Господи!
Он прикусил губы и уставился в окно на темные улицы, на которых в этот момент начали зажигаться фонари. Как объяснить это? Прижавшуюся к нему всем телом женщину, ее жадный поцелуй. А он сказал, что идет на выставку электроприборов. Лия наверняка выложит Хенни все, оставшись с ней наедине. Это как пить дать. Она любит Хенни. Хенни заменила ей мать. О, Господи!
– Мне очень жаль, Дэнни. Правда.
Нет, тебе совсем не жаль, подумал он. Ты была бы счастлива, если бы мой брак распался. Ты думаешь, тогда я женюсь на тебе. Но я не женюсь. И тебе нечего жаловаться, потому что я был честен с тобой и с самого начала сказал об этом. Только едва ли ты мне поверила. Женщины всегда надеются.
– Может, я могу чем-то помочь, Дэнни?
Голос ее звучал так жалобно, что он повернулся и посмотрел на нее. В конце концов она была неплохой женщиной, самой обычной женщиной, наделенной по капризу судьбы роскошным телом, которое неминуемо навлечет на нее беду.
То, что случилось только что, тоже было капризом судьбы.
– Бернис, мне сейчас не до разговоров, – мягко сказал он – Мне нужно подумать.
– Хорошо. Знаешь что? Я сойду здесь и поеду домой, а ты сможешь спокойно все обдумать. – Она встала и позвонила, чтобы водитель остановил автобус. – Дэнни, я уверена, все как-то образуется. Только дай мне знать, пожалуйста.
– Да, да, обязательно. Спасибо.
Всю оставшуюся часть пути он просидел охваченный внутренней дрожью, размышляя о своем положении. Хотя о чем тут было размышлять? Все зависело от Лии. У него был один шанс на тысячу.
За ужином кусок не шел Дэну в горло. Он сидел, размазывая еду по тарелке и стараясь не встречаться взглядом с Лией. Сейчас он испытывал к ней ненависть. Он чувствовал себя каким-то самозванцем,
