– Алло?
– Мама, не беспокойся, это я, Том. – Он услышал в голосе матери панику и сразу почувствовал себя виноватым.
– Что случилось? – У Евы, разбуженной телефонным звонком, от тревоги заколотилось сердце.
– Все в порядке. Я просто себя ужасно чувствую, – сказал он ей, и Ева поняла, что Том плачет.
За много лет она первый раз слышала, чтобы ее мальчик плакал.
– Голова не болит? Может, у тебя температура? Сыпи нет? – Даже проснувшись только на пятнадцать процентов, она автоматически стала выяснять, нет ли у сына признаков менингита.
– Нет, мама! Я не болен. Я… Я ничего этого не хочу. Не хочу быть отцом и мужем, не хочу этого ребенка, за которым надо будет ухаживать. И Дипа… все время рыдает.
– Все хорошо. – Ева успокаивала сына и позволяла ему, запинаясь, высказывать свои мысли, а сама в это время включила свет, стряхнула с себя остатки сна и внимательно слушала.
Когда он закончил, она попыталась ласково его переубедить:
– Сейчас в твоей жизни происходят очень серьезные события. Немудрено, что ты нервничаешь. Ничего, потом ты придешь к согласию с самим собой, и все будет хорошо.
– Да, – неуверенно сказал он.
– Том, некоторые люди взрослеют быстро, а некоторые остаются подростками и в тридцать лет. Тебе надо подумать, как все уладить. Не хочешь жениться? Даже не хочешь оставаться с Дипой? Но пообещай, что ты не бросишь ребенка.
В ответ она услышала, как Том фыркнул.
– Все мои дети должны быть хорошими родителями, – заметила она, и эти слова прозвучали как предостережение. – Уже почти два часа ночи! – воскликнула вдруг Ева. – Не самое лучшее время для разговоров. Ты не мог бы позвонить мне утром?
– Хорошо.
– Ложись спать, сынок. Только больше не пей, из тебя получается никудышный пьяница.
Неужели это так очевидно?
– Спокойной ночи, мама. Спасибо. – Том повесил трубку и уже через несколько мгновений крепко спал.
К несчастью, Ева не обладала такими способностями. Еще полчаса она честно пыталась уснуть, а потом поняла, что старания бесполезны. Ева встала, заварила себе ромашковый чай и стала смешивать удобрения для домашних растений, что собиралась сделать еще несколько недель назад.
Дети! Внуки!
Наверное, где-то там, наверху, есть бог сна, который предлагает обмен. Если ты не спишь ночью и беспокоишься о детях, то они тем временем спят глубоким спокойным сном. В этом и состоит суть обмена.
Глава 18
– «Генри» не вонючие. Я хочу надеть «Генри»… а-а-а-а!
– Но ты надевал «Генри» вчера, а сейчас их надо постирать, Робби, – уговаривала его Ева.
Наказание, а не ребенок!
Они опять сражались перед стиральной машиной. Робби пытался вырвать из ее рук крошечные красные штанишки с надписью «Генри».
– Они не вонючие! – Теперь ребенок закатил настоящую истерику.
Ева подождала несколько мгновений, потом поднесла штанишки к носу и театрально сморщилась:
– Фу! Генри, тебе надо помыться!
Уж не улыбается ли ее сын?
– Фу! – Она опять поморщилась. – Генри, ты плохо пахнешь. Понюхай, Робби.
Мальчик сунул нос в штанишки.
– Фу! – согласился он и хихикнул.
– Помоги мне уговорить его помыться, и мы положим штанишки в машину, ладно?
Робби взял их в руки, немного подумал, как будто взвешивая все «за» и «против». Что лучше: сбежать с любимыми штанишками в свою комнату или поддаться соблазну самому положить их в стиральную машину?
Все-таки он положил их в машину.
– Может, теперь мы оденемся? – Робби кивнул.
Ева пошла за ним в комнату, где Анна заканчивала домашнее задание.
Вскоре они все вместе стояли около двери, обутые, одетые, застегнутые на все пуговицы и готовые идти. Ева склонилась над детьми, чтобы обнять и поцеловать.
– Я так вас люблю, – сказала она им.
Робби от удовольствия расплылся в широкой улыбке, и даже Анна ответила:
