Ева ответила, предупредив неизбежный вопрос: «Разве они оба не учатся на юристов?»
– Фотографией и компьютерами? Ну что ж… – произнес он, сделав гримасу, которую Ева называла «кошачья задница». – И как долго, по-твоему, они смогут продолжать эту карьеру?
– Что ты имеешь в виду?
– Нужны ли будут миру через десять лет фотографы и программисты?
Теперь она поняла, что он хотел добавить «в отличие от юристов».
– Кто знает, что нас ждет за углом, – ответила Ева, надеясь, что на этом серия вопросов закончится. – Карьера теперь не пожизненная обуза, как было раньше. Думаю, у них хорошие профессии, и горжусь ими обоими.
Последовало многозначительное молчание.
– Послушай. – Ева буквально заставляла себя оставаться спокойной. – Мы здесь для того, чтобы побыть с тобой. Давайте не касаться других тем.
– Почему бы тебе не принять ванну, папа? – вмешалась Дженни. – А мы с Линии здесь все уберем.
Итак, Ева и ее сестра остались в кухне одни. Дженни, как обычно, энергично взялась за работу – чистила кастрюли, включив радио, что еще больше угнетало Еву. Она увидела на стене выгоревшую свадебную фотографию родителей и сняла ее. Усевшись за кухонный стол, стала внимательно разглядывать снимок, но почти сразу повесила на место, потому что расплакалась.
– Линии… – Сестра положила ей на плечо руку. – Не распускайся. Ради отца мы обязаны сохранять мужество.
– Зачем? – спросила Ева.
– А зачем заставлять его переживать еще и из-за нас? Мы приехали, чтобы его поддержать.
– Разве? Как можно его успокоить, если он знает, что умрет?
– Пока еще ничего не известно, – возразила Дженни.
– Послушай… ему больше семидесяти. Папа не может жить вечно. – Ева вытерла глаза, стараясь остановить слезы. – Очень скоро ему придется попрощаться с нами, со своим домом, друзьями и со всем, что он любит.
– Кто знает? Может, он встретится с мамой.
Им очень хотелось в это верить, очень! Но… они не верили. Эта мысль не приносила успокоения.
– Может, мама там уже встретила кого-нибудь другого. – Ева почувствовала небольшое облегчение от шутки. – Я имею в виду, что она слишком долго была одна. А там ведь такие известные люди… Бинг Кросби, Спенсер Трейси… Элвис.
– Ради Бога! Что ты несешь? Минуту назад проливала слезы, а теперь городишь какую-то чушь! – Дженни включила посудомоечную машину и пустила в раковину горячую воду, чтобы помыть плиту.
– Ты права. Прости, – сказала Ева, а потом неожиданно добавила: – Тебе цены бы не было во время войны.
– Почему? – спросила сестра, не переставая мыть сковородку.
– Я в хорошем смысле. Тебе прекрасно удается все поставить на свои места, разложить по полочкам. По-моему, во время войны такие люди были очень полезны. Я бы лично впала в панику, особенно если бы моим сыновьям нужно было идти на фронт. Какой ужас! Нет, я бы уговорила их отказаться от прохождения военной службы.
– Господи, – сердито воскликнула Дженни, – как глупо! Не успела ты закончить обсуждение одной из домашних проблем, как перескочила на другую: «Почему Ева считает, что лучше быть одной, чем посылать сыновей на войну».
Вот и опять сестра все расставила по местам. Действительно, не надо было и начинать.
– Прости. Куда-то не туда занесло, – поспешно сказала Ева. – Как ты себя чувствуешь?
– Откровенно говоря, я в шоке, – ответила Дженни, продолжая тереть сковородку. – Папа так хорошо выглядит. Я просто не могу заставить себя поверить, что у него рак и что нам придется пережить самое ужасное. Отец даже еще не на пенсии. Ему всего семьдесят два года.
– Знаю. – Ева встала, чтобы обнять сестру.
– Если это рак… Не знаю, хватит ли у меня мужества… – пробормотала Дженни Еве в плечо.
– Я тоже. Но нам придется собрать все силы. Мы будем поддерживать друг друга. – Что еще могла ответить Ева? Она опять крепко обняла сестру и добавила с усмешкой: – Мне кажется, надо проверить содержимое папиного бара.
– Хорошая идея, – поддержала ее Дженни.
Начали они с портвейна, потом переключились на виски, дальше последовали мартини и теплый лимонад в банке.
– «Адвокат»? – предложила Ева, открывая бутылку и нюхая напиток.
– О Боже, не трогай. Там все давно испортилось, потому что в состав входят яйца.
Ева наклонилась и засунула бутылку к самой стенке бара.
– «Блю болз»?! Эта бутылка, наверное, стоит с семидесятых годов… О, здесь есть вино, которое делали монахи. – Она достала грязную бутылку с осадком и ярко разукрашенной этикеткой. – И еще крем-ликер. Его, по-моему, мама любила?
– Может, это ее бутылка? – предположила Дженни.
