– Ладно, вы двое, успокойтесь. – Ева направилась к зоне боевых действий, вооружившись бумажными полотенцами. – Вот кто у нас на младенческой стадии, – добавила она, обращаясь к заплаканной дочери.
– Можно йогурта, мамочка?
Робби посмотрел на нее совершенно невинными глазами и обезоруживающе улыбнулся. Это у него получалось великолепно.
– Да, только минутку подожди, пожалуйста. – Она вытерла стол, утерла физиономии и поставила перед дочерью фруктовый йогурт, уже зная, что сейчас последует.
– Что у нас сегодня? – бодро поинтересовался Робби.
Ева заглянула в холодильник.
– «Джеймс», «Томас», «Энни».
Пару месяцев назад она не выдержала постоянного нытья и сдалась, впервые купив йогурт с картинками. И получила еще одну проблему. С тех пор Робби требовал только «Генри» и упрямо отвергал все прочие. Конечно, надо было просто вымыть коробочку из-под «Генри» и наполнить ее любым йогуртом, но, как всегда, хорошая мысль пришла с опозданием.
– Хочу «Генри», – захныкал маленький упрямец.
– Нет, «Томас» обидится. Послушай, он уже плачет. – Ева жалобно засопела: – Пожалуйста, Робби, съешь меня.
Анна закатила глаза.
В конце концов Робби все же смягчился и позволил Еве накормить его бледно-розовой кашицей.
После ужина она собрала тарелки и чашки, поставила посуду в крохотную, карманного размера посудомойку, подаренную старшими сыновьями на Рождество, и перешла с детьми в гостиную.
Свет в этой комнате приходилось включать даже днем, потому что квартира находилась на подвальном уровне и над ее двумя маленькими окошками нависал зеленый полог плюща и ломоноса.
Еве нравился зеленый, «подводный» эффект. Она покрасила рамы краской абрикосового цвета, поставила в комнату продавленный, купленный на распродаже диван, повесила книжные полки, добавила две настольные лампы с абажурами из цветного стекла и протянула длинную ленту белых китайских фонариков. Больше всего пришлось возиться с полом: приподнять, выровнять и прибить заново покрытые лаком половицы. Занавесок на окнах не было – их с успехом заменяла зелень снаружи.
Как и в другой комнате, стены в гостиной украшали всевозможные постеры, картины, семейные фотографии и разные поделки – голубые отпечатки ладоней в рамках, раскрашенные динозаврики, засахаренные веточки и даже розовое детское платьице из тюля. Начало этой причудливой коллекции было положено Денни и Томом в их далекие детские годы.
Робби залез на диван и начал поправлять подушки. Ева вставила в видеомагнитофон кассету с мультиками, включила воспроизведение и устроилась рядом с сыном так, чтобы ему хватило места у ее коленей.
Анна принесла учебники и расположилась за столом у дивана. Ева могла при необходимости, не вставая, помочь дочери с домашним заданием.
С первыми звуками музыки Ева почувствовала, что глаза слипаются, и не стала бороться с дремотой. Впрочем, она знала, что отдохнуть не удастся – либо Анна задаст какой-нибудь вопрос, либо непоседа Робби ткнет локтем в лицо. Вопрос лишь в том, кто сделает это первым.
Ждать ответа долго не пришлось.
– Сколько будет шестью восемь? – спросила Анна.
– А сколько будет пятью восемь?
– Сорок… прибавить еще восемь… получается сорок восемь.
– Молодец. Кстати, ты все собрала?
Прежде чем Анна успела что-то ответить, в дверь позвонили.
– Это папа? – радостно встрепенулась Анна.
– Посмотрим.
Ева поднялась с дивана и машинально поправила волосы. У нее вдруг подвело живот. Появлению Джозефа всегда сопутствовало какое-то странное напряжение, но будет ли так сейчас, когда она сделала большой, решительный шаг в сторону, начала по-настоящему встречаться с другим мужчиной?
Ева никогда не думала, что ей удастся поддерживать с Джозефом дружеские отношения. Они прожили вместе семь лет, и она любила его все это время. У них была Анна, их связывали несколько лет счастья, которое никуда не уйдет и никогда не забудется, то, о чем никогда не станешь жалеть. Но потом все вдруг начало разваливаться и развалилось еще до рождения Робби.
В итоге получилось, что они расстались на первых месяцах ее беременности. Что же произошло? Единственное объяснение, которое могла предложить Ева, сводилось к заурядному клише: «Он переменился». Разумеется, эти два слова ни в коей мере не отражали всю сложность обстоятельств, но они помогли ей справиться с ситуацией, остаться на плаву, выдержать. Все еще считая себя пострадавшей стороной, Ева тем не менее решила, что лить слезы по безвозвратно утерянному бессмысленно, никакая боль не бывает вечной и надо брать пример с Джозефа, который вел себя как ни в чем не бывало.
Так они и жили: каждый сам по себе, вдали друг от друга, стараясь сохранять – ради детей – видимость добрых отношений, пытаясь не замечать того, что осталось, – все еще объединяющих их, но с болью рвущихся чувств.
Во многих отношениях ей было гораздо легче, когда ушел Деннис, ее первый муж, отец старших мальчиков. Он просто исчез, пропал, растворился в воздухе. Да, был шок, да, ей пришлось привыкать к тому, что мир вдруг, в одночасье перевернулся. Зато не было никакой неясности, никакой
