В автобиографии Сартра (написанной им в пятидесятилетнем возрасте) его сорокатрехлетний отчим описывается живо и ярко, что говорит о глубоких чувствах. «Моя мать вышла за отчима не по любви… приятным человеком он не был… - высокий худой, с черными усами, невыразительным лицом, очень большим носом». Авторитар ный, по-буржуазному добропорядочный мсье Мэнси идеально подходил для роли злого отчима.
Он был богат, жил в роскошном доме и пользовался в своем провинциальном городке славой безупречного почтенного гражданина.
Жозеф Мэнси был директором местного судостроительного завода. Бизнес он вел эффективно, в старом добром буржуазном стиле. (Любая угроза забастовки своевременно предварялась локаутом - массовым увольнением рабочих,и голод сам по себе разрешал спорные вопросы.) Каждый вечер после работы он вызывал прием ного сына в свою помпезную приемную, где давал ему уроки геометрии и алгебры. Мсье Мэнси придерживался ортодоксального подхода к обучению: за плохие успехи пасынок мог получить и выволочку.
Тем временем маленький мученик науки в щеголеватых парижских панталонах становился посмешищем среди своих менее ухоженных соучеников в лицее. Это неприятие сверстниками сделало мальчика замкнутым и сосредоточенным на самом себе. Сломать Сартра было не так легко. Его детский эгоизм развился в независимый склад ума.
Наиболее восприимчивые среди одноклассников признавали, что этот коротышка, тщедушный денди с лицом лягушонка обладает незаурядным умом- несмотря на то, что на экзаменах он особыми успехами не отличался. (Возможно, прямым результатом педагогического рвения отчима стало то, что лучший в своем поколении ум Франции оказался третьим от конца в списке успеваемости одноклассников.) Сартр стал играть в классе традиционную двойную роль: гения и изгоя. Это был неприятный прыщеватый маленький тип в очках, который знал все (и всех в этом убедил); но он так же был способен к очень грубым ошибкам. Достаточно привести одну историю. (Характерно, что рассказана она самим Сартром - сорок лет спустя.) Как и все подростки-одноклассники, Сартр строил фантазии по поводу женщин с улицы «красных фонарей». Его исключительное воображение оставляло далеко позади бледные выдумки одноклассников.
«Я говорил им, что у меня есть женщина, с которой я хожу в отель; мы встречаемся вечером и занимаемся тем, чем занимаются мужчина с женщиной… Я даже попросил прислугу матери написать мне письмо: «Дорогой мой ЖанПоль!.. » Одноклассники «раскусили» мою ложь. Я стал посмешищем в классе».
А времена были нелегкие. Началась Первая мировая война, и многих одноклассников Сартра матери воспитывали в одиночку: отцов забрали на фронт. Война брала свою кровавую дань, и одноклассники, потерявшие отцов, вымещали скопившуюся агрессивность на тех, кто казался слабым.
Сартр стал жестче, хотя поведение его было двойственным.
Он отказывался быть «как все» лишь для того, чтобы быть принятым в компанию бездумных идиотов - но «быть принятым» сверстника ми ему очень хотелось. Он хотел быть «своим парнем » - но на собственных условиях. Эта двойственность останется у него на всю жизнь.
Но в тихом мирке своей комнаты маленький косоглазый лягушонок становился принцем. Садясь за свой стол, мальчик, утешающий себя тем, что он - гений, уже начинал решать непостижимую задачу действительного становления таковым.
Тетрадки с историями о романтических рыцарях сменились автобиографическими текстами. Потом он начал писать романы. В возрасте 14 лет Сартр завершил свой второй роман, названный «Гец фон Берлихинген», посвященный тирану средневековой Германии. Кульминацией романа становится восстание против тирана: восставшие разрушают фабрики, мельницы, ткацкие цеха (некоторые из строений носят неслучайное сходство со знакомым судостроительным заводом). Тирана ожидает изощренная и мучительная смерть. Его голову засовывают в отверстие часов на колокольне, так что она оказывается на месте римской цифры XII. Последние минуты жизни тирана проходят в мучительном ожидании того, когда приближающейся стрелкой ему будет постепенно отрезана голова.
Сочетание страдания, насилия и крайнего экстремизма стало отличительным признаком зрелых работ писателя, в которых эти черты сохраняют всю непосредственность юношеского восприятия. Интенсивность юношеских переживаний Сартра оставила неизгладимый след в его творчестве. В этом возрасте подобные чувства нередко сложным образом переплетены с пробуждающимся философским осмыслением жизни.
Отчасти гений Сартра есть не что иное как его способность сохранить это сочетание ощущений и эмоционально-интеллектуальное напряжение, которые в юношеском пытливом уме порождают как мысль, так и полную неразбериху.
В 1919 году Сартр начал красть деньги из кошелька матери, С их помощью он пытался искать расположения одноклассников, покупая для них в местном кафе экзотические кремовые пирожные и ромовые бабы. Радость мальчика от его возросшей популярности среди сверстников и приторно-сладкий вкус пирожных сопровождались гнетущим чувством вины, где-то глубоко прятались растерянность и тоскливая угрюмость.
Здесь лежат истоки еще одного пикантного соче тания ощущений, ставшего навязчиво возвращающейся темой в творчестве писателя: липкая сладость и тошнота.
Тайное, конечно, стало явным; простодушная хитрость мальчика была раскрыта, неблагодарные приятели обрушили на него новый град насмешек, дома ждал обычный родительский нагоняй. Это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения подростка. Сартр решил вернуться в Париж, предпочтя законы Всевышнего и деда буржуазным стереотипам, навязываемым отчимом. Мятежник внутри Сартра выбирал те условия, внутри которых должен был созреть его мятеж-мятежом оказалась вся дальнейшая жизнь мыслителя.
В 15 лет Сартр стал учащимся престижного королевского лицея. Он запоем читал, поглощая горы литературы, часть из которой была недоступна его пониманию. Тем времени его писательское увлечение обретало новые формы: появились тетради с афоризмами и философскими размышлениями.
Об уровне этих размышлений можно судить по его определению любви: «Желать женщину - значит обращаться с ней как со средством для достижения своей цели; любить женщину - зна чит видеть в ней цель, а не средство». Как и в случае этой квинтэссенции французской мудрости, другие афоризмы юного Сартра колебались между фальшью эпиграмм и гениальностью прозрений.
Преподаватель философии проницательно отмечал у подростка «чрезмерную плодотворность »: изобилие идей, нередко незрелых и сумбурных (это характерная позиция ортодоксальных англо- американских философов. Сартр и поныне воспринимается ими именно так).
Сартр сдал экзамен на звание бакалавра и стал студентом высшей школы - Эколь Нормаль. Вопреки своему названию, это далеко не обычное учебное заведение: здесь собирались «сливки» французского студенчества. Оказаться здесь во времена Сартра - означало продемонстрировать весьма высокий уровень познаний. Здесь учились такие будущие знаменитости, как Раймон Арон и Морис Мерло-Понти; будущий антрополог Клод Леви-Стросс, блестящий теолог-философ Симона Вейл, будущий директор самой этой школы Жан Ипполит, писатель-философ Симона де Бовуар.
В этой атмосфере всеобщей увлеченности талант Сартра пышно расцвел. По свидетельству дру зей, его неприглядная внешность преображалась, когда он говорил. Прыщеватый низенький студенточкарик приобрел влияние. «Когда он не спит, он
Под цинизмом и критическим отношением к самому себе, которые он любил изображать…, скрывались безмерная теплота и мягкость, в которых он ни за что не хотел признаваться». Сам Сартр говорил, что он был чем-то вроде Сократа. Покинув привычную раковину отшельничества, он продемонстрировал огромную любовь к пиву и с восторгом обнаружил, что молодые женщины, очарованные его интеллектом, находили его не уродливым, а вполне привлекательным. Его жажда сексуальных побед вскоре стала уступать только жажде пива. Но обе эти страстишки были ничем по сравнению с главной страстью - познанием. Книги, идеи, размышления… Он читал все-правда, в это «все» почему-то не входили обязательные книги, рекомендованные преподавателями. Поэтому к удивлению всех, а особенно его самого, Сартр провалил первый же экзамен. В результате в следующем году его сияние несколько померкло.
Однако Сартр оставался «звездой». Он стал неряшлив, как большинство парижских студентов, быт которых оставляет желать лучшего, распрощался с такой буржуазной привычкой как умывание и стал курить
