зависит от величины электрического потока. Он чувствовал, что, если разъединить нервную систему на отдельные участки, заменить часть из них электрическими цепями и затем рассматривать данную схему в целом, полученные результаты могли бы многое разъяснить в этом вопросе. Конечно, после такой процедуры от человека мало что останется.
Однако власти повели себя по-старомодному щепетильно, и ему пришлось довольствоваться опытами с трупами и животными.
Тем не менее дело сдвинулось с мертвой точки.
Определился тот эффект, который ультракоротковолновое излучение оказывает на нервную систему, – двойной эффект: во-первых, излучение сказывается в «призрачной» пульсации нейронов, которой недостаточно, чтобы вызвать сокращение мускулов, но которая способна держать тело в состоянии постоянного нервного напряжения, не находящего себе выхода; а во-вторых, субъект, который подвергся подобному влиянию в течение продолжительного времени, проявляет определенное, хоть и незначительное, но поддающееся измерению ослабление рефлекторной реакции. Если бы речь шла об электрической цепи, второй эффект можно было бы назвать понижением разрешающей способности.
Суммарное действие этих двух эффектов на индивида приводит к общей вялости организма, вроде той, какая наблюдается на ранних стадиях легочного туберкулеза. Жертва не чувствует себя больной, но теряет бодрость. Человек вполне способен на энергичную физическую деятельность, но питает к ней отвращение: слишком много та отнимает сил, требует слишком большого напряжения воли.
Однако ортодоксальный невропатолог был бы вынужден признать пациента в таком состоянии совершенно здоровым. Разве что констатировал бы легкое переутомление. Возможно, результат малоподвижного образа жизни. Побольше солнца, свежего воздуха, физических упражнений – и все придет в норму.
Док Граймс оказался единственным, кто догадался, что повсеместно наблюдаемое, повальное стремление к сидячему образу жизни есть следствие, а не причина всеобщего недостатка жизненной силы. Изменение происходило медленно, вместе с ростом радиации в атмосфере. Если люди и замечали его, то как признак старения: «что-то я стал тяжеловат, то ли дело раньше…» И каждый любил свое тихое существование: жизнь без усилий казалась удобней.
Граймс впервые забеспокоился, когда заметил, что все его юные пациенты оказались «книжными мальчиками». Очень хорошо, когда парень любит читать книги, однако иногда ему просто необходимо выскочить на улицу и пройтись на голове. Куда девались футбольные матчи, поднимавшие клубы пыли, где бейсбол, где обыкновенная мальчишеская возня, без которой раньше не обходилось ни одно детство?
Черт возьми, не может же парень проводить все свое время, уткнувшись в коллекцию марок.
Уолдо, кажется, смог приблизиться к решению.
Нервная система во многом схожа с антенной. Подобно антенне, она в состоянии улавливать и улавливает электромагнитные волны. Результат приема волн сказывается не только в индуцировании электрического тока, но и в пульсации нейронов – возникновении импульсов, которые по своей природе, к сожалению, схожи с электрическим током, но в то же время качественно отличаются от него. Электродвижущая сила способна заменить собой нервный импульс для активизации мускульной ткани, однако э. д. с. не является нервным импульсом. В первую очередь их различие заключается в том, что они движутся с разными скоростями. Скорость электрического потока приближается к скорости света, тогда как нервный импульс проходит всего несколько футов в секунду. Интуиция подсказывала Уолдо, что ключ к разгадке лежит именно в разнице скоростей.
Совершенно неожиданно заявила о себе история с самолетом Мак-Леода. Позвонил доктор Рамбо. Уолдо не смог уклониться от разговора, поскольку вызывали из лаборатории САЭК.
– Кто вы такой и что вам угодно? – обратился он к изображению на экране.
Рамбо боязливо осмотрелся.
– Тише, – прошептал он. – Они могут услышать.
– Кто они и кто вы такой?
– Те, кто все это подстроил. Запирайте на ночь двери. Меня зовут доктор Рамбо.
– Доктор Рамбо? Ах, да. Итак, доктор Рамбо, в чем причина вашего вторжения?
Доктор наклонился вперед, словно собирался выпасть из стереоэкрана.
– Я знаю, как это сделать, – напряженно вымолвил он.
– Что сделать?
– Заставить де Калбы работать. Милые, милые де Калбы.
Рамбо неожиданно вытянул руки в сторону Уолдо и стал истово сгибать и разгибать пальцы.
– Вот так они делают: вжик, вжик, вжик.
Уолдо почувствовал естественное желание прервать связь, однако желание посмотреть, что будет дальше, взяло верх.
– Вы знаете почему? Знаете? – продолжал Рамбо. – Спросите у меня почему?
– Почему?
Рамбо показал ему нос и проказливо улыбнулся.
– А, вы хотите узнать! Вы бы много дали, чтобы узнать. Так и быть, я вам скажу.
– Скажите.
Лицо доктора неожиданно приняло испуганное выражение.
– А вдруг они подслушивают? Вдруг мне нельзя говорить? Но я скажу. Слушайте внимательно: «На свете нет ничего определенного».
– И это все? – спросил Уолдо, окончательно развеселившись от ужимок этого человека.
– А вам мало? Курицы каркают, петухи несут яйца. Мы с вами поменялись местами. Ничего определенного. Ничего – слышите? – НИЧЕГО определенного. Наш маленький шарик все кружится и кружится. И никто не знает, где он остановится. Один я знаю, как это сделать.
– Что сделать?
– Как остановить наш маленький шарик там, где захочу. Смотрите. – Он вынул перочинный нож. – Если порезаться, потечет кровь, правда? Или нет? – Нож резанул по указательному пальцу его левой руки. – Видите? – Рамбо поднес палец к объективу телекамеры. Порез, хоть и весьма глубокий, был едва заметен и совсем не кровоточил.
«Отлично, – подумал Уолдо. – Блокировка сосудов при истерии. Идеальный клинический случай».
– Такое любой сделает, – сказал он вслух. – Покажите мне настоящий порез.
– Любой? Конечно сделает, если знать – как. А что вы на это скажете?
На этот раз нож вошел в ладонь левой руки и вышел с другой стороны. Рамбо повернул лезвие в ране, вынул его и продемонстрировал ладонь. Крови не было. Порез быстро затягивался.
– Понимаете, что произошло? Нож находится здесь лишь с некоторой вероятностью, а я открыл неопределенность.
Несмотря на любопытство, Уолдо начал скучать.
– Вы закончили?
– Этого нельзя закончить, – проговорил Рамбо, – ибо на свете больше нет ничего определенного. Смотрите.
Он положил нож на ладонь и перевернул руку. Нож не упал, а остался висеть, будто приклеенный.
Уолдо неожиданно посерьезнел. Возможно, здесь какой-то фокус. Скорее всего, все дело в фокусе.
Однако висящий нож произвел на него гораздо большее впечатление, чем порез, из которого не текла кровь. Первый случай, с порезом, можно отнести за счет психоза, второй не должен был произойти ни при каких обстоятельствах. Он включил параллельный видеофон и резко приказал: – Соедините меня с главным инженером Стивенсом из Северо-Американской энергетической компании. Срочно.
Рамбо, не обращая на происходящее никакого внимания, продолжал говорить о ноже.
– Бедняга забыл, как падать, – мурлыкал он, – ибо больше нет ничего определенного. Может, упадет, может – нет. Думаю, все же упадет. Смотрите-ка, упал. Хотите, пройдусь по потолку?
– Вы вызывали меня, мистер Джонс?
Уолдо сделал так, что Рамбо перестал его слышать.
– Да. Мне нужен этот шут Рамбо. Найдите его и приведите ко мне.
– Но, мистер Джонс…
