выдающихся в мире исследователей состояний сознания. Доктор Стенли Криппнер был пионером в изучении паранормальных явлений. Как руководитель лаборатории сновидений в Медицинском центре Маймонидеса, он помог провести исследование сновидений из подвалов и продолжить это в университетских лабораториях по всей стране.
Ближайшие к Сан-Франциско образцы примитивных культур находятся в индейских резервациях на Юго-Западе США. После того как я в течение нескольких месяцев изучал традиции индейцев навахо, мне стало ясно, что переселение и окультуривание племен привело к искажению их традиции. Мои усилия по изучению целительской практики индейцев из прерии были похожи на попытку изучить кулинарные обычаи народа по музейной выставке национального искусства плетения корзин.
После этого я провел несколько месяцев в Мехико-Сити, где мне удалось установить тесные отношения с городскими целителями; они раздавали бедным растительные препараты, а также практиковали некоторые эзотерические приемы врачевания, включая психическую хирургию. Я был свидетелем высокой ловкости рук и нескольких примеров случайного излечения. Спорно и противоречиво, но это был шаг в нужном направлении.
Как это часто случается, критический, решающий момент, которому суждено было изменить смысл моей учебы и все течение моей жизни, наступил тогда, когда я меньше всего ожидал; это произошло в комнате, которая находилась в конце гулкого коридора в Калифорнийском университете.
Врайен Вудраф был моим старым другом; он учился на нервом курсе медицинского факультета в Калифорнийском университете, Сан-Франциско. Я выполнял аспирантскую программу в палате с душевнобольными в государственной клинике на северной окраине города, а Брайен торопился сдать свой минимум по первому курсу; и вдруг он позвонил мне и предложил поужинать вместе поздно вечером в центре. Мы должны были встретиться с ним в комнате 601 в медицинской школе. Было более 10 часов вечера, когда я добрел до автостоянки психиатрического отделения и выехал в тумане на юг, к центру Сан-Франциско.
Двойная дверь анатомической лаборатории в медицинской школе Калифорнийского университета была тяжелой и серой, как и все двери подобных учреждений. Скрежет засова эхом покатился по холодному линолеуму. Размерами комната соответствовала небольшому складскому помещению и блестела голубовато-серой краской под флуоресцентными лампами. На бакелитовых столах, расположенных в четыре ряда, смутно вырисовывались контуры тел под черными прорезиненными покрывалами. От запаха формалина я поморщился. Брайен положил ножовку из нержавеющей стали между пакетом «Цыплята жареные из Кентукки» и пустой пивной бутылкой и отодвинул высокий стул к изголовью стола.
— Привет, парень! Тащи стул. Цыпленок стынет.
Перед Брайеном лежал труп молодой женщины. Резиновое покрывало было откинуто, обнажая верхнюю часть груди, шею и голову. Кожа трупа напоминала кожу теленка, серое лицо отливало грязно- коричнево-оливковым цветом.
— Это Дженнифер, — сказал Брайен. — Мы провели с нею вместе весь семестр. — Он поднял хирургическую пилу. — Она рассказала мне о человеческом теле больше, чем я мог себе представить. Я не забуду ее никогда.
— Брайен…
— Сегодня она потеряет голову из-за меня, и я хотел, чтобы ты при этом присутствовал.
— Спасибо.
Его глаза без всякого выражения уставились на меня.
— В наше время декапитацию не увидишь без помощи студенческой ссудной кассы, да еще необходимо выдержать год медицинской школы. Я подумал, что тебе будет интересно.
— С какой стати?
— Как психологу.
— Пожалуй, — сказал я. — Когда люди теряют голову, они идут ко мне.
Несколько мгновений он смотрел на меня, стараясь понять интонацию.
— Ты можешь отказаться, если тебе не хочется, — сказал он. — Я думаю… я имею в виду, если тебе не очень приятно…
— Все в порядке, — сказал я.
— Если ты все-таки…
Я взглянул на пакет с цыпленком.
— Последнее время я стараюсь воздерживаться от жареного, — сказал я. Я не был готов признаться, что тело на столе странным образом возмущает и вместе с тем неотразимо привлекает меня.
Он протянул мне пиво.
— Поедим потом? — сказал он.
— Если можно.
— Невероятно, правда? В другом конце коридора есть лаборатория, где проводятся тончайшие исследования на рекомбинантной ДНК. Этажом ниже неврологи и биохимики в одной команде с компьютерными гуру моделируют нейронные схемы простейших функций мозга. А мы здесь кромсаем мертвецов точно так же, как это делал Леонардо да Винчи пятьсот лет назад. Он обвел взглядом все столы под черными покрывалами.
— Мы начнем с задней стороны, потому что требуется некоторое время, чтобы привыкнуть к тому, что делаешь; а привыкать легче, если не смотришь на лицо — они как будто и вправду смотрят на тебя, и ты чувствуешь себя виноватым, что насилуешь их с помощью скальпеля.
Он наклонился и захватил ладонью подбородок трупа; голова ее слегка отклонилась.
Затем он решительно поставил зубчатую кромку пилы на кожу между выступающими позвонками шеи. Я не мог отвести глаза. Когда голова была отделена от тела, он взял ее обеими руками.
— Ты не представляешь, какие шутки изобретают иногда студенты, когда работают здесь с частями человеческих тел.
Он положил голову на стол, вытер руки полами халата и достал мне куриную ногу из пакета; вторую ногу он взял для себя.
— Это за науку, — сказал он.
— Чудесно хрустит, — сказал я.
Мы ели куриные ноги, и я смотрел, как он аккуратно обсасывает кость. Мы разговаривали о наших планах на будущее. Он был намерен поступить в четырехлетнюю аспирантуру. Это дисциплинирует: плыви, иначе утонешь. Я дисциплинировал себя сам, но мне не хватало направленности. Пока мы беседовали, он вынул из выдвижного ящика что-то похожее на большую бор-машину, включил ее в электрическую розетку и выбрал насадку — дискообразную пилу диаметром около двух дюймов.
— Лучшее оставляют на закуску, — сказал он и включил инструмент. — Подержи-ка ее, если не возражаешь.
Я взял голову в руки и зафиксировал ее положение, а он опустил свистящее лезвие на лоб. Когда он закончил работу, обойдя полный круг, и выключил пилу, вой инструмента продолжался у меня в ушах. В воздухе стоял странный запах; тонкая костяная пыль легла на лицо и повисла на ресницах. Он наклонился и осторожно сдул ее.
— Вообрази только! — сказал он. — Ни одно человеческое существо никогда не видело мозга Дженнифер. Ты и я — первые. Маэстро, туш!
И он снял верхушку черепа. Мне приходилось видеть человеческий мозг. Я их видел много, плавающих в формалине в лабораторных банках. Но этого мгновения мне не забыть никогда. Аристотель считал, что мозг служит для охлаждения крови, а думает человек сердцем. Рене Декарт описывал мозг как насос, качающий нервную жидкость. Его сравнивали с часами, с телефонным коммутатором, с компьютером, — но механизм мозга неизмеримо сложнее любого аналога. Теоретик Лайолл Уотсон писал, что если бы мозг был настолько прост, что мы могли бы понять его, то мы были бы настолько просты, что не сумели бы этого сделать. И вот источник всех этих теорий и спекуляций лежал передо мной — плотная серая масса, похожая по форме на ядро грецкого ореха.
Брайен посмотрел на меня и кивнул головой в сторону Дженнифер. Я снова обхватил ладонями ее лицо, и Брайен извлек мозг из головы. Он постоял немного, взвешивая его на руках, а затем передал мне.
