фокальной точкой. Это вроде камертона.
Я закрыл глаза и представил, что мой лоб раскрывается… Сияние… фиолетового цвета…
— Ты на правильном нуги. Превосходно, мой друг.
И я увидел женщину, женщину из грез; ее облегали крылья совы, и из-под них высунулось плечо, покрытое перьями, она повернула голову и взглянула на меня через плечо, ее глаза раскрылись… и раскрылись перья… с глазами. Глаза среди перьев. У меня перехватило дыхание. Я открыл глаза и посмотрел на предмет у меня на ладони, затем на Антонио.
— Как ты себя чувствуешь?
— Я чувствую себя удивительно.
— Встань и иди, — сказал он. — Спускайся с холма и иди в лес.
Я наклонился, чтобы положить сову на место; он остановил меня прикосновением руки.
— Нет, нет. Возьми ее с собой. Никогда не оставляй
Я почему-то кивнул и поднялся. Мои ноги требовали движения, и я пошел. Я вышел из освещенного костром круга и направился вниз, к основанию холма, и вошел в лес.
Сосновая роща звенела. Каждое дерево выделялось собственным свечением, сияющим нежным контуром, который колебался вместе с малейшими движениями веток, даже иголки вибрировали от северного легкого ветерка. Живые существа, у них есть плоть, и в ней струится питательная влага; они вырастают из земли, они манят к себе солнечный свет, и он остается в них… Как мог я не замечать этого раньше? Их осязаемое доброе присутствие открылось мне впервые; а ведь я ходил среди них всего несколько часов назад и не видел, не осознавал их души и тихой пульсации жизни. Их сознания. Наше родство было глубоким. И я почувствовал, как меня подталкивает в спину легкий ветерок, и побежал. Касались ли мои ноги земли? Да, конечно, так точно и быстро, через хвойный настил.
Я никогда еще так не бежал. Я ни от чего не убегал и ни к чему не стремился, это быстрое движение было только движением, это был танец ловкости, ликующий слалом среди деревьев, где не было никаких тропинок, сплошная подушка хвойных иголок и холодной почвы, скорее, скорее… Я бежал всем своим телом, каждый мускул двигался совершенно свободно и в то же время участвовал в совершенной гармонии, воздух расступался и вихрился за моей спиною.
«Закрой глаза…»
Свет, излучаемый деревьями, подтверждал, что они здесь, вокруг меня, и я бежал, несся, свободный от зрения, я летел сквозь лес, словно воздух.
Я знал — что-то движет мною, что-то скрытое во мне, чего я раньше никогда не ощущал.
10
Внутри и вне, вверху, внизу, вокруг —
Театр теней, нет ничего другого;
Волшебный Ящик, Солнце — в нем свеча,
А мы лишь призраки бесплотные на стенках.
22 марта
Голова все еще идет кругом от событий последних дней. Смерть миссионерки, мой первый опыт с Сап Педро. Загадка личности Антонио. Не могу пока переварить.
Я видел однажды фокусника. Это был ловкий обманщик. Его ассистентка, одетая в платье с блестками, выкатывала на середину сцены сундук, а затем помогала фокуснику забраться в почтовый мешок, завязывала мешок цепью и сверху цепляла висячий замок. Мешок с фокусником помещался в сундук, крышку которого закрывали и запирали на четыре замка. Ассистентка становилась сверху на крышку сундука, поднимала с пола занавес, закрывалась им и… тут же бросала его на пол. Только она ли? Потому что на сундуке стоял и улыбался фокусник. А когда все замки были сняты, из мешка появилась ассистентка. Все это произошло в мгновение ока.
Мне тогда было восемь лет. Я помню, как мучился, силясь понять фокус, как снова и снова мысленно проигрывал все, что видел.
Увидеть бы еще раз.
Только один раз, и я бы понял секрет чуда.
Антонио набрал пригоршню лесной земли и внимательно, словно гадалка на чайный лист, стал смотреть на хвойные иглы. Грубый коричневый грунт сыпался сквозь пальцы.
— В этом мире существует два вида людей, мой друг. Одни люди
Он пошевелил рукой, просеивая землю, и снова, как завороженный, уставился на ладонь с остатками земли и хвои.
— Но для
— Вы же знаете, — продолжал он, — что мы конструируем наше настоящее из фрагментов и обломков прошлого, пытаясь избежать обстоятельств, которые причинили нам неприятности, но воссоздать те из них, которые доставили удовольствие. Мы — беспомощные пленники.
— Тот, кто не помнит прошлого, обречен пережить его снова, — сказал я.
— Или избежать его, — подчеркнул он. — Но я говорю не о
Он сдул с ладони остатки хвои; под ней оказался обут ленный кусочек дерева величиной с желудь, остаток давнего костра
— Сильный человек сидит на скамье подсудимых один перед огнем. Он судит свое прошлое. Он выслушивает показания тех… призраков. И отпускает их одного за другим. Он освобождается от своего прошлого. Вы меня понимаете? — Он оторвался от уголька на ладони и посмотрел мне в глаза. — У сильного человека нет прошлого, Нет истории, которая могла бы заявить на него свои права. Он может оставить свою тень и научиться ходить по снегу, не оставляя следов.
Он снова посмотрел на ладонь и поднял бровь, словно лишь теперь увидел кусочек угля. Он улыбнулся, наклонил ладонь, так что уголек скатился ему на пальцы, и поднял его на уровень глаз.
— Как кстати. Очень хорошо, что я нашел его здесь.
23 марта.
Наша работа пошла всерьез. По расчетам Антонио, мы придем в Квиллабамбу завтра к полудню, оттуда поездом возвратимся в Куско, а далее в Агуаскульептес и на руины Мачу Пикчу, где я должен совершить свое «путешествие на Юг».
Последние два дня провел в испытаниях моего видения и тренировках терпения, а вечерами мы обсуждаем теорию прошлого.
Антонио отказался обсуждать мой опыт с Сан Педро, когда я среди ночи бежал с закрытыми глазами