успело сильно измениться. В детстве, когда мы приезжали из Туркменистана к родственникам, отец водил меня гулять по городу. Сейчас хожу – не могу узнать ничего почти. Аллея Шахидов появилась. Это когда советские войска в девяносто первом году в Баку вошли, то ездили по всему городу на танках, и расстреливали мирных горожан. А ещё кафе там было самое любимое, «Наргиз» называлось, на Парапете…
– На парапете?
– Угу. Ну, вообще площадь Фонтанов, но раньше называли «на Парапете». А теперь этого кафе нет. Грустно.
– Какой ты впечатлительный, смотри-ка. Подумаешь, кафе не сохранилось. Особенно на фоне расстрелянных горожан. Много народу погибло?
– Сто шестьдесят семь человек, – Алиев сделал большой глоток, закурил сигарету, и немного помолчал. – Это только за один день, не считая погибших в Карабахе. А про кафе, ты просто не понимаешь. Была такая женщина, звали её Наргиз. Наргиз Халилова – едва ли не самая красивая женщина в Азербайджане. В неё без памяти были влюблены все бакинские цеховики. А ты понимаешь, кто такие в советское время были бакинские цеховики? Это самые настоящие олигархи, которые могли позволить себе всё. Наргиз тогда была практически королевой. Вот, даже кафе в честь неё назвали. Да ещё и не одно – самые первые бакинские евреи, эмигрировавшие когда-то в Штаты, понаоткрывали там, как ты понимаешь, много всего. И вот одно кафе тоже назвали «Наргиз». Но, в отличие от бакинского, нью-йоркское на месте и поныне. И там, по слухам, до сих пор собираются оставшиеся в живых старые цеховики, пьют чай, и вспоминают Наргиз-ханум.
– Надо же, как романтично, – иронично среагировал я. – Красивая легенда.
– Это не легенда, Рома. Это история из жизни.
– Хорошо, хорошо. И что потом стало с этой обворожительной ханум? Вышла замуж за бакинского еврея, и нарожала ему выводок ребятишек?
– Нет, её посадили за незаконные валютные операции.
На этих словах я засмеялся уже в голос.
– Ну ты даешь, дружище! Бакинские реалии, ха-ха-ха.
– Советские, – поправил Алиев. – Ты, кстати, напрасно смеёшься. В неё без головы влюбился следователь, который вел её дело. И, когда она освободилась, он на ней женился.
– Что ж, не самая плохая развязка. Хотя, конечно, не лучшая партия для самой красивой женщины Азербайджана.
– Любовь творит чудеса, старик, – теперь уже улыбнулся Евгений. – Ладно, хорош об этом. Всё равно ты ни фига не поймёшь, бакинский дух разговорами не передать. Кстати, я тебе рассказывал, что недавно на меня удачно свалился отличный государственный субподряд?
– Ни фига себе, – я искренне удивился. – Как ты ухитрился? У тебя же из рабочих – три с половиной таджика, и документы на контору все липовые.
– Ну, не три с половиной, конечно. Уже пара сотен есть. Да и нанять их хоть миллион можно, было бы куда пристроить. А любые документы, Рома, у нас в Москве купить не сложнее, чем пакет вермишели. Я просто недавно ехал на поезде из Питера, мне в купе попался сосед, генерал из Минобороны, он там как раз по строительству. Ну, разговорились, я ему чем-то понравился. Он когда-то руководил стройками как раз в том районе, где я вырос, в Средней Азии. Приступ ностальгии, видимо. И вот он мне сплавляет два здания в Подмосковье, в посёлке одном, школу и дом культуры. Под капитальный ремонт. Так что скоро куплю квартиру, и буду ездить на «Лексусе».
– Там, в Минобороны, как минимум два человека мои часы носят, – улыбаюсь я. – Щедрый презент тебе сделали, да. Я думал, что в наше время пацаны с улицы в такие проекты не попадают.
– Мне повезло просто. Да и какой же это презент? Мне ему тридцать процентов отката заносить надо, – Евгений посмотрел на опустевшую бутылку драматического «Ибруса», и вздохнул. – Конечно же, это очень много. Я ведь не только ему заношу. Мне ещё всем ментам платить, всем чиновникам, всяким пожарникам, энергетикам, всех не перечислишь. Но всё равно неплохо остается. Это всё равно лучше, чем, как ты, по улицам всякую фигню впаривать, хе-хе.
– Не ехидствуй. Сам знаешь, в этой-то иерархии я нахожусь на самом высшем уровне. К тому же, я работаю несколько раз в месяц. Это для меня чрезвычайно важно, потому что работать я не люблю. А самое ценное то, что я ни от кого не завишу.
– Как знаешь, выбор твой. Впрочем, оставим эту тему. Всё равно к консенсусу не придём. – Женя достал из-под стола бутылку виски, разлил по стаканам. – Ты занимаешься настоящим мошенничеством, и мне это не нравится.
– Смотрите, каким чистоплюем стал, – захохотал я. – А сколько лет ты занимался тем же самым, да ещё открывал целые конторы, в которых на тебя пахали десятки пацанов? Сам-то понимаешь, чего несёшь? Или это на тебя так азербайджанское вино действует?
– Как раз очень хорошо понимаю. Не забывай, что тогда были совсем другие времена. Во-первых, я был голодным малолетним гастарбайтером без крыши над головой. Во-вторых, в девяносто восьмом после дефолта в моей ситуации было не до жиру, мне мать с братом приходилось кормить, да ещё я тогда с Иркой жил, если ты помнишь. И самое главное, в отличие от тебя я продавал людям всего лишь маленькие массажёры. Человек платил пять баксов, а хорошего настроения получал минимум на двадцатку. Билет в кино, и тот дороже стоил. А ты по потолочному прайсу лупишь китайское говно, да ещё при этом своего покупателя тяжело грузишь. Так что это совсем не одно и то же. Иерарх хренов, – передразнил он меня. – А тебе уже не двадцать лет. Мог бы и о чем-нибудь серьёзном подумать. Ты ж не олигофрен какой-нибудь. Открой бизнес! Сейчас времена другие, бандитов нет, офисы никто не сжигает, и к соснам в лесу предпринимателей не привязывает.
– Хватит, Жень, – я поморщился. – Минуту назад сам же мне и задвигал, что заносишь всем подряд, и ментам, и чиновникам, и генералу своему. А я эти суконные рыла терпеть не могу. И никогда не найду с ними общего языка. Теперешнее положение меня здорово устраивает.
– Да ты достал уже со своим «теперешним положением», Ром, – Алиев нервно воткнул в пепельницу окурок. – Какое у тебя «положение»? Где оно? Ты не пацан уже, пойми. Тебе почти тридцатник. Сколько можно жить одним днём, и быть таким раздолбаем? Мы с тобой ровесники, и в Москву приехали приблизительно в одно время. И оба через многое прошли. Но ты – мелкий жулик, а я – руководитель строительной организации. И плевать, что она маленькая. Зато она моя собственная. Она у меня есть! А всё, что есть у тебя, это укатанный «мерин» и портфель за пятерку зелени, набитый поддельными котлами. Разницу видишь? Ты вообще способен реально на вещи смотреть?
– Да пошел ты в жопу, директор, – криво ухмыльнувшись, процитировал я пошлейшего интернетперсонажа. – Я и покруче, чем ты, начальников раком нагибаю.
– Сам себя ты нагибаешь, а не начальников. Те деньги, что ты у них выцыганиваешь, для них так, карманная мелочь. Зато ты всё больше привыкаешь паразитировать. Ты ж не делаешь ни-хе-ра! Только бухаешь целыми днями, да цацкаешься с блудливыми курицами из интернета. Но это же не может продолжаться бесконечно. Хотел бы я посмотреть, что ты будешь делать, если вдруг влюбишься и захочешь жениться… Эге, друг, а что это у тебя с лицом-то? Ты чего, кол проглотил?
VIII
Спустя несколько минут мы сидели у монитора, на котором были открыты «Одноклассники», курили, и завороженно молчали. За время моего отсутствия девушка по имени Аня Бергельман успела поместить в анкету ещё несколько новых фотографий, а мой любимый портрет уже смотрел на нас в качестве заглавного фото. Рядом с её именем моргал маленький оранжевый прямоугольник: «На сайте». Вдруг засуетившись, я переместил свежие фото в папку, которая висела у меня на рабочем столе. Папка была озаглавлена просто – «Аня». Специальная папка для её фотографий. Евгений как бы краем глаза, но очень внимательно за мной наблюдал. Я отвёл глаза.
– Ром, это просто невероятная красота, – помолчав ещё с минуту, негромко произнес Алиев, задумчиво выпуская прямо перед собой струю сигаретного дыма. И протянул: – Порооода… Посмотри, фотки явно не постановочные, но какая элегантность в каждом жесте! Шедевр, ёпт… Произведение искусства. – И, откинувшись на спинку кресла, выдохнул: – Ничего у тебя не получится. Видит собака молоко, да рыло коротко.
