Спустя годы, бродя по аллеям, я замечал, что болтаю с ним о том о сем, как будто он здесь, рядом со мной, и мы по-прежнему самые лучшие друзья. Даже теперь, когда меня разморит у камелька и я решаю, что пора в постель, вставая, я иногда рассеянно шепчу: «Пошли, Дядя».
По большому счету пес до сих пор со мной, после стольких лет. Где-то в глубине моей души он все так же без устали виляет хвостом.
Последний тоннель почти закончен — бурные выдались деньки.
Когда этим утром мистер Бёрд вошел в столовую, неся под мышкой свернутую в трубочку бумагу, вид у него был, как обычно, самый непритязательный, но все его лицо светилось. Я заметил, что он немного... беспокоился, что ли... Глаза его то и дело вспыхивали, и вскоре я сам захмелел от предвкушения. За все эти годы мистер Бёрд и я прекрасно изучили друг друга, и он, конечно, был осведомлен о моей любви к схемам и картам, Но, когда он стал раскладывать на столе новый план, — оба мы, кажется, едва могли стоять на месте. Банка горчицы, чашка и блюдце были призваны нами придерживать завитые уголки карты. Затем мы с мистером Б. отступили на пару шагов, чтобы насладиться картиной в целом.
В самом центре карты помещался мой дом в миниатюре (нарисованный тушью, и, надо сказать, весьма похоже) в окружении конюшен и флигелей — все было подписано четким курсивом. Мастер перенес на карту целое поместье вокруг дома, аккуратно отметив каждую дорогу и перелесок. А затем, когда мы стояли, завороженно глядя на карту, мистер Бёрд осторожно извлек из кармана огрызок карандаша. Он поднес его ко рту, лизнул грифель, и я внимательно наблюдал, как он с точностью, которая сделала бы честь любому хирургу, чертил первый тоннель. Карандаш-пенек отправился к востоку от дома, невозмутимо рассек озерную гладь, взобрался на самый верх Кисельного Холма и сделал привал на задворках Уорксопа.
Мистер Бёрд приподнялся на локте и взглянул на меня. Я ответил ободряющим кивком. Едва заметный запах пота повис в воздухе между нами, и я подумал, что, должно быть, это наше Приглушенное ликование вдруг посреди большой прохладной комнаты заставило почувствовать запах разгоряченных лошадей.
В последующие несколько минут мистер Бёрд нарисовал еще три тоннеля, которые, покидая дом, протянулись, соответственно, к северу, югу и западу. Иногда они слегка отклонялись налево или направо, но в целом держались довольно прямо. Грифель мистера Бёрда довольно шустро наступал сквозь леса и поля, а когда он достигал конца тоннеля, я каждый раз отчетливо слышал липкий звук, с которым карандаш отрывался от карты. След, который он оставлял, был не больше точки в конце предложения, но в этом крохотном пятнышке я совершенно ясно видел вход в тоннель, скалистый, как пещера.
Там, где подземные улицы выходили на поверхность, стояло по маленькому домику, каждый с надписью «сторожка» на месте фундамента. Домики, согласно карте, в настоящее время занимают Дигби, Харрис, Студл и Пайк — их работой будет по необходимости отпирать и запирать ворота, зажигать газ вдоль тоннелей, если в какой-то день они будут нужны после захода солнца, а также не пускать внутрь детей.
Теперь схема состояла из четырех карандашных линий, приблизительно одинаковой длины: дом, пустивший четыре корня, или, возможно, нечто смутно напоминающее циферблат компаса.
Но когда мистер Бёрд перевел дыхание и послюнявил карандаш в пятый раз, тоннели, проложенные им, полностью изменили картину. Он мастерски поместил второй крест поверх того, что уже украшал карту. Пирог, разрезанный на четвертинки, теперь был поделен на осьмушки, так что, когда работа карандаша была закончена, расположение тоннелей больше не напоминало компас, а походило скорее на спицы колеса, только без обода. Мне не сразу удалось сглотнуть, и на пару мгновений я почувствовал ужасную слабость. Кто бы мог подумать — Колесо, и мой дом — втулка!
Мистер Бёрд взирал на карту с такой нескрываемой гордостью, будто он только что сотворил тоннели легким взмахом волшебной палочки. Одной рукой он оперся о стол, другой — поправил на носу очки. Краем глаза я заметил, что он тоже подсматривает за мной. Затем минуту или две мы молча взирали на карту, упиваясь каждой деталью, пока радостная благодарность не заполнила меня всего и не выплеснулась наружу.
— Превосходно, мистер Бёрд, — сказал я.
По-моему, Его Светлость впервые связался со мной года за полтора до начала работы. По его просьбе я приехал на встречу в Уэлбек, где он поделился со мной своими замыслами. В той или иной форме он уже составил в голове представление о том, чего ему хотелось — он всегда был уверен в своих желаниях, — правда, ни словом не обмолвился, для чего тоннели предназначены. Вообще, честно говоря, тоннели — не совсем то, чем мы обычно занимаемся, что я сразу и сказал Герцогу. Обустроить сад, иногда выкопать пруд или канаву — вот это больше по нашей части. Годом раньше мы кое-что соорудили на заднем дворе лондонской резиденции Его Светлости, и на первой же нашей встрече он сообщил мне, что ему понравилась наша работа. Насколько я помню, Герцог был просто очарован мощеной садовой дорожкой, а особенно — коваными узорами железной ограды. Так вот, он с самого начала пытался донести до меня, что моя контора лучше других подходит для исполнения его замыслов.
Помню, у него с собой был деревянный сундучок, полный набросков, которые он и высыпал на стол. Самые разные рисунки и диаграммы, все в одну кучу. Еще была масса планов, которые он так и не собрался изложить на бумаге и теперь довольно долго пытался вспомнить некоторые из них, и еще дольше объяснял. Но его основная идея заключалась в строительстве целой системы тоннелей, расходящихся от дома и бегущих под поместьем во всех направлениях. У большинства выходов предполагались сторожки; только два, насколько я помню, были без присмотра. Но, сказать по чести, их довольно сложно обнаружить, не зная, где они находятся.
Из восьми тоннелей, которые мы со временем построили в имении Его Светлости — добрых двенадцать миль, в общей сложности, — половина была двадцати футов шириной, в высоту достигала пятнадцати и была достаточных размеров, чтобы две кареты без труда могли там разъехаться; остальные тоннели были где-то вполовину меньше. Я не назвал бы их очень уж нарядными с виду: арка в форме подковs из простого красного кирпича, сводчатая крыша там, где тоннели сходились под домом, и переходы к конюшням, выложенные плиткой. Но они были прочными и вполне отвечали своему предназначению, и я уверен, что они простоят еще сто лет.
Закончив работы под домом и добравшись до садов и прилегающих полей, большую часть прокладки тоннелей мы делали так называемым открытым способом, когда в земле просто выкалывают глубокую канаву и, уложив кирпич, закидывают землю обратно на крышу. В итоге большинство тоннелей в поместье уходят под землю не больше чем на пару футов. В дневное время они освещаются световыми люками — два фута в диаметре и четыре в толщину — на равных расстояниях, что-то около двадцати футов, и каждый из них потребовал своего «дымохода», что, наверно, больше всего нас и задержало. Каждый тоннель был снабжен двумя рядами газовых горелок, слева и справа, чтобы зажигать их по ночам. Я слышал, там разместили около пяти тысяч газовых ламп, но я рад сообщить, что именно это поручение досталась кому-то другому.
В общем, как вы можете представить, все это вылилось в массу работы, которая заняла у нас довольно много времени. В среднем у нас работало 200 человек одновременно — по шиллингу в день на брата. Герцог настоял, чтобы каждой паре рабочих предоставили осла — ездить в лагерь и обратно — и чтобы каждому дали зонтик. Уверен, вы и сами можете представить эту картину. Летом у нас было нарядно, как на курорте, зато в дождь — куда как мрачно.
Над тоннелями нам следовало устроить лестницы и проходы, которые вели наверх, к самому дому Герцог — он очень любил люки и всякое такое. Прямо нарадоваться не мог.
Раз уж мы об этом заговорили, вот что мне вспоминается. Мы были еще на ранней стадии — насколько я помню, это была всего вторая или третья наша встреча, — и вот входит Его Светлость с ужасно обеспокоенным видом и прямо с порога спрашивает:
— А как же корни деревьев, мистер Бёрд? Неужели они пострадают?
Убедившись, что правильно его понял, я, как мог, постарался заверить его в том, что корням деревьев
