пожалуй, с час, зовет – нету. Он находит ее очень далеко, она лежит на земле, скрытая кустами, у ног ее бежит ручей, она простоволосая и босая, и вдобавок вся спина у нее мокрешенька.
– Чего ты здесь лежишь? – говорит он. – Отчего не откликалась?
– Я не могла, – прошептала она, почти неслышно от хрипоты.
– Что это – ты упала в воду?
– Да. Я поскользнулась. О-ох!
– Тебе нехорошо?
– Да. Все уж кончено.
– Кончено? – спрашивает он.
– Да. Ты помоги мне добраться домой.
– А где же..?
– Что?
– А ребенка разве нет?
– Нет. Он был мертвый.
– Мертвый?
– Да.
Аксель медлителен и туго соображает, он стоит не двигаясь.
– Где он? – спрашивает Аксель.
– Тебе незачем знать, – отвечает она. – Проводи меня домой. Он был мертвый.
Я дойду сама, если ты поддержишь меня под руку.
Аксель несет ее домой и сажает на стул. Вода струится с нее.
– Он был мертвый? – спрашивает Аксель, – Ты же слышал, – отвечает она, – Куда ты его девала?
– Тебе его надо понюхать? Ты нашел чего поесть, пока меня не было?
– А зачем ты попала к ручью?
– Зачем я попала к ручью? Искала можжевельника, – Можжевельника?
– Для посуды.
– Там нет можжевельника, – говорит он, – Ступай работать! – сипло и раздраженно обрывает она. – Зачем я попала к ручью? Мне нужно было осоки, чистить кастрюли. Я тебя спрашиваю, ты поел?
– Поел? – повторяет он. – Тебе очень плохо?
– Нет.
– По-моему, надо позвать доктора.
– Попробуй только! – отвечает она, встает и начинает искать сухое платье, переодеться. – Тебе больше не на что швырять деньги?
Аксель возвращается к. своей работе, дело подвигается у него слабо, но он все-таки кое-как поколачивает и достругивает, чтоб она слышала; в конце концов, он прилаживает раму, проконопатив ее мхом.
Вечером Варвара не садится ужинать, а хлопочет по хозяйству, доит коз и корову и только осторожнее обычного переступает через пороги. Легла она как всегда, на сеновале, и в те два раза, что Аксель ночью заходил ее проведать, спала крепко. Ночь она провела хорошо.
На следующее утро она была почти такая же, как всегда, только охрипла до того, что не могла произнести ни слов и обвязала шею длинным чулком. Они не могли разговаривать. Дни проходили, происшествие это стало забываться, другие события выдвинулась на передний план. Новой избе, собственно, полагалось выстояться и просохнуть, да надо было ее проконопатить, чтоб не дуло и не протекало, но времени на это не было, приходилось сейчас же перебираться в нее, привести в порядок хлев. Когда с этим покончили, и переселение состоялось, подоспела картошка, а после нее взялись за ячмень.
Жизнь шла своим чередом.
Но по многим мелким и крупным признакам Аксель понимал, что положение изменилось, Варвара чувствована себя в Лунном такой же чужой, как и всякая другая работница, совсем не связанной, его власть над ней порвалась со смертью ребенка.
Он-то думал: «Подожди, дай только родиться ребенку! Но ребенок родился и его не стало. В конце концов Варвара даже сняла кольца и не стала носить ни одного, ни другого.
– Что это значит? – спросил он, – Что значит? – ответила она и тряхнула головой, Но, конечно, это не могло означать ничего, кроме коварства и измены с ее стороны.
Он разыскал-таки маленький трупик у ручья, Не потому, чтобы очень уж искал, он и так чуть не в точности знал, где он находится, но не трогал.
Случаю было угодно, чтоб он не совсем забыл о нем: над тем местом стали собираться птицы, каркающие вороны и галки, а немного погодя появилась и пара орлов в головокружительной вышине. Как будто сначала одна ворона увидела, как там внизу что-то положили, и не могла этой новости. удержать про себя, не хуже человека, и подняла шум. Тогда и Аксель очнулся от своего равнодушия и только ждал удобного часа, чтоб прокрасться туда. Он нашел тельце под мхом и ветками, прижатыми двумя камнями; оно
