ТАСС уполномочен заявить

— Слово — само по себе — безлично, оно не может быть ни лживым, ни истинным, так, кажется, считал Сократ. Истина или ложь вытекают из сочетания слов, которые слагаются в то, что ныне мы определяем «точкой зрения»…

(Констатинов имел два образования: работая токарем в Запорожье, он был мобилизован по комсомольскому набору в КГБ осенью пятьдесят четвертого года; заочно окончил юридический институт; потом, работая над диссертацией, сдал экстерном экзамены на филологическом факультете; английская литература XIX века; отец его, пограничник, погибший во время обороны Бреста, был учителем русского языка, поэтому, видимо, у Константинова была совершенно особая требовательность к точности выражения мыслей; одной из любимых его книг была работа ленинградского писателя Льва Успенского — постоянное сражение старого мастера за чистоту языка восхищало Константинова.)

— Я должен посмотреть материалы на фигу… на интересующих нас лиц. Но в связи с чем возник вопрос о поставках? — недоумевающе спросил Проскурин.

— В связи с телеграммой Славина. Могу помочь: в Луисбурге об этих поставках знает только один человек — Зотов.

— Учитывая его отношения с женою — дружба и мирное сосуществование, — усмехнулся Проскурин, — здесь об этом наверняка знала Винтер.

— Допустим. А кто еще?

Через полтора часа Проскурин доложил, что такого рода информацию — по роду своей работы — получал лишь один человек: Дубов Сергей Дмитриевич.

«Совершенно секретно.

Генерал-майору Константинову.

На ваш запрос сообщаю, что авиабилет в Адлер на фамилию Дубова Сергея Дмитриевича был сдан четыре дня назад в агентстве Аэрофлота в гостинице „Метрополь“.

Подполковник Зыков».

Поиск-V

Дональд Ги оказался высоким, моложавым, совершенно седым человеком; лоб его рассекал багровый шрам, и поэтому в журналистском мире его звали «Ги Харви Скорцени», соединив имя убийцы Кеннеди с фамилией похитителя Муссолини.

Он назначил Степанову встречу в холле — кондиционер в его номере, как, впрочем, и во всех других номерах, не работал: колонизаторы демонтировали оборудование, хотя им предлагали большие деньги, согласись они научить местных служащих, как обращаться с немудреной в общем-то системой. Единственным местом в отеле, где можно было дышать, оказался холл — там ходил сквозняк, потому что все двери были открыты постоянно, и с океана, особенно к вечеру, веяло свежестью.

— Я Дмитрий Степанов, из Москвы, спасибо, что нашли для меня время.

— Мне интересно с вами повстречаться, я, говоря откровенно, ни разу не говорил с русскими с глазу на глаз. У вас ко мне дело?

— Да.

— Пожалуйста, мистер Степанов.

— Меня интересует ваша эпопея с Глэббом.

Лицо Дональда Ги закаменело, он сразу же полез за сигаретами, достал мятую пачку «Честерфилда», предложил Степанову раскрошившуюся сигарету, жадно затянулся, потом вжал сильную голову в птичьи плечи и ответил:

— Мне бы не хотелось трогать эту тему.

— Вы сдались?

— Не просто сдался. Я подписал безоговорочную капитуляцию.

— Из-за того, что у вас не хватало фактов?

— Не только.

— Видите ли, я несколько раз путешествовал по Азии… У меня есть материалы по банку мистера Лао.

— Вы их получили легально или вас снабдила разведка?

— Если бы меня снабдила ими разведка, мне было бы трудно опубликовать книгу о мистере Лао — разведки мира не очень-то любят, когда их материалы уходят в печать. Вы начали разматывать это дело с другого конца, мистер Ги. Начинать надо было с того, по чьему приказу убили секретаря Лао.

— Убийцы не были найдены.

— Вы убеждены, что их искали?

— Формально — да. Но разве в Гонконге это мыслимо… Вы там бывали?

— Нет.

— Если вас интересует проблема мировой наркомании — советую съездить.

— Я пытался. Мне не дают визу. Свобода передвижения на красных не очень-то распространяется, ваши люди преследут свои интересы, когда шумят по этому поводу… Вам фамилия Шанц говорит о чем- нибудь?

— Вильгельм Шанц, немец из Мюнхена?

— Да.

— Он работал там с Глэббом.

— Вы его историю знаете?

— Нет. Старый немец, хорошо говорит по-английски, распространяет американские издания…

— То, что он был гауптштурмфюрером СС, вам известно?

— Это из серии пропагандистских штучек?

— Мы печатали в газетах факсимиле его приказов на расстрелы, мистер Ги. Он занесен в список военных преступников.

— Так потребуйте его выдачи.

— Мы это делали трижды. Словом, группой террора в Гонконге занимался он. Думаю, что нападение на вас тоже репетировал Шанц, он умел это делать, он работал со Скорцени.

— А это вам откуда известно?

— Об этом мне сказал Скорцени.

— Что дает введение нового человека в мое дело, мистер Степанов?

— Многое. Все-таки большинство американцев ненавидит нацизм. Если вы докажете, что Глэбб скрывал Шанца, вы привлечете к вашему делу внимание совершенно по-иному. Я готов передать вам материалы на Шанца. А вы расскажите, отчего подписали безоговорочную капитуляцию.

— Вы хотите об этом писать?

— Зависит от вас.

— Я не хочу, чтобы вы писали об этом.

— Боитесь потерять работу?

— Жизнь. Работа — полбеды, я уже одолел профессию судомойки, когда пытался свалить Глэбба. Меня просто-напросто пристрелят…

— Хорошо. Если я стану писать, изменив фамилии? Место действия?

— Это будет стоить пятьдесят тысяч долларов, мистер Степанов.

— Я получаю здесь двенадцать долларов в день, мистер Ги. Если учесть, что я тут просижу не меньше месяца, могу отдать вам половину.

— Хороший бизнес. — Лицо Ги, напряженное все это время, чуть расслабилось. — Понимаете, коллега, я продал все свои материалы по Глэббу. Все — до единой строчки. За десять тысяч. Когда они