— А как же иначе? Поди, дай вам волю…
— О наших контактах с Пекином знает, помимо меня, только один человек: вы, Нелсон.
— Неправда. Помимо меня об этом знает ваш Лоренс, а он, этот самый Лоренс, связан с голландским «Шелл». И, мне сдается, он сориентирован на «здравомыслящую» Европу, на ту, словом, которая хочет жить в объятиях Москвы.
— Вам «сдается», или вы убеждены?
— Если мне сдается, значит, я убежден, Майкл… Последнее: как прореагирует Москва?
— Судя по информации нашего человека, они готовы к военной помощи. Наша задача поэтому заключается в том, чтобы переворот произошел в течение получаса, тогда мы выбьем все козыри: Москва чтит международные договоры…
— Ну уж!
— Нелсон, вы, вероятно, слишком часто смотрите наш телевизор. Не поддавайтесь пропагандистской белиберде. Они чтут международные договоры, поверьте мне, чтут. И в этом, увы, их сила.
Славин
Он сидел в машине уже восемь часов; он видел, как дважды сменились машины наблюдения — сначала рядом с его «фиатом» стоял черный «мерседес», потом подкатил голубой «шевроле»; наружка перестала церемониться, игра шла в открытую.
Славин неотрывно смотрел на окно палаты, в которой лежал Зотов. Окно было закрыто алюминиевыми жалюзи, но иногда сквозь прорези можно было видеть фигуру мужчины — видимо, полицейский подходил дышать свежим ветром с океана, последние дни
…Пол Дик подъехал на такси, увидел Славина, помахал ему рукой — «мол, пошли вместе», но Славин отрицательно покачал головой.
— Почему?! — крикнул Пол. — Генерал Стау сейчас к нему приедет!
— Меня туда не впустят, — ответил Славин. — Вас — тоже.
— За меня не беспокойтесь!
— Когда прогонят — приходите ко мне, я включу кондиционер! Он иногда работает.
А через пять минут подкатил огромный «кадиллак» сеньора Стау, генерального директора полиции.
«Своим газетчикам не позволили приехать, — понял Славин, — в игру включили бедолагу Пола. Рассчитывают на наш разговор. В общем-то, правильно рассчитывают».
Стау, в окружении трех лбов, прошел в госпиталь. Он двигался стремительно, чуть склонив вперед голову; белый костюм сидел на нем как влитой, а разрезы на пиджаке делали его движения легкими, казалось, что с каждым шагом он взлетает, вот-вот вознесется.
«Все-таки они очень пластичны, — подумал Славин. — Ни один белый так не движется, как негры. Пожалуй, самые пластичные люди на земле. Сколько ж этот Стау получает с каждой взятки? Процентов пять? А взятку платят каждому полицейскому на дороге, каждому инспектору в офисе. Состоятельный человек».
— Господин Зотов, вы слышите меня?
— Да.
— Я — Стау, директор полиции.
— Ваши люди, — Зотов с трудом разлепил губы, — не дают мне спать, они нарочно топают бутсами.
— Им будет приказано ходить тихо. Приношу извинения. Я хотел бы задать несколько вопросов, если позволите.
— Позволю.
— Господин Зотов, вы настаиваете на том, что передатчик был подброшен неизвестными?
— Да.
— И шифрованные записи — тоже?
— Да.
— Господин Зотов, в таком случае как вы объясните, что на записях обнаружены отпечатки ваших пальцев?
— Не знаю.
— Это не ответ для суда присяжных, господин Зотов. Впрочем, если расшифровка покажет, что в записях есть военные секреты, вы будете отданы в руки трибунала.
— Чего вы от меня хотите?
— Если вы признаетесь, что работали на разведку Соединенных Штатов, мы в таком случае вышлем вас, как только позволит состояние вашего здоровья.
— А если я не признаюсь? — Зотов говорил медленно, чуть слышно, глаза его были недвижны, постоянно устремлены в какую-то одну точку на потолке.
— Значит, вы были радиолюбителем?
— Не был.
— Но откуда же радиопередатчик?
— Подбросили.
— Кто?
— Не знаю.
— Зачем его подбросили вам?
— Выясните.
Стау склонился над Зотовым, прошептал:
— Я это выяснил. Все здешние проамериканские газеты — а я знаю, кто кому и сколько платит, — подняли кампанию в вашу защиту, господин Зотов. Я принес вам эти газеты. Или вы боитесь соотечественников? Две машины русских постоянно дежурят около госпиталя, они и сейчас здесь.
— Почему не пускают?
— Потому, что вы находитесь под следствием. Да и они к вам не очень-то рвутся. Видимо, боятся, как бы вас не вывезли отсюда ваши друзья…
— Я воевал…
Стау склонился еще ниже, боясь пропустить хоть одно слово Зотова. Тот говорил очень медленно, еще тише, чем раньше.
— Говорите, я здесь…
— Я знаю, что вы здесь… Но ведь я воевал. В меня уже стреляли. Я был в плену. И ушел. Я ведь тогда не… Понимаете? Почему сейчас я должен ссучиться?
— Что-что?!
— Почему я сейчас должен оказаться тварью?
— Я вас не совсем понимаю, господин Зотов. Или вы меня плохо слушали. Мы не станем вас судить в случае вашего признания: разведка — серьезная работа, я отношусь с уважением к этой профессии. Мы отдадим вас вашим друзьям. Хоть сейчас. Понимаете? Может быть, вы хотите встретиться с сеньором Лоренсом?
— Кто это?
— Представитель «Интернэйшнл телофоник».
— Я с ним не знаком.
Стау достал из кармана фотокарточку: Зотов пожимает руку Лоренсу.
