Костры Эдема

– Корди, я сама…

– Помолчи, Нелл. – Корди вышла из машины. – Черт, даже фонари не горят. Иди открывай дверь, а я посвечу.

Это звучало мелодраматически, как в полицейских фильмах, но Корди на полном серьезе отпрянула, нацелив в темноту за дверью одновременно фонарик и пистолет.

В хале все осталось как было. Элинор взяла дневник тети Киддер, побросала в сумочку кое-какие туалетные принадлежности и вышла.

Они поехали назад к Большому хале. Возле бара «Кораблекрушение» поперек дороги лежало упавшее дерево.

– Черт! – сказал Пол, который теперь сидел за рулем.

– Объезжайте через кусты, – посоветовала Корди.

– Нет, они слишком густые. Придется искать другой путь.

– Через пляж, – сказала Элинор.

Это в самом деле был лучший вариант. Пляж лежал всего в двадцати ярдах слева, и по нему можно было легко доехать до самого Большого хале.

Пол развернул машину и поехал назад. Еще одно упавшее дерево придавило бы Корди, но благодаря хорошей реакции она успела выпрыгнуть из машины.

– Корди! – Элинор вскочила с места.

Джип остановился, придавленный пальмовым стволом.

– Черт, – сказал снова Пол Кукали, и что-то в его голосе заставило Элинор обернуться.

На дороге в нескольких шагах от них стояли большой черный пес, сгорбленный человек-акула, ящер, окруженный клубящимся туманом, и кабан размером с автомобиль. Кабан и пес скалили человеческие зубы; человек-акула повернулся спиной, показывая другие зубы, еще более страшные. В кустах копошились тени.

Мотор заглох. Пол стиснул руль и закрыл глаза.

Элинор опять повернулась, пытаясь разглядеть Корди, но тут сильные руки схватили ее и выволокли из машины.

– Я не могу касаться тебя, женщина, – сказал кабан глубоким низким голосом. – Но другие могут.

Пауна-эва двинулся к ней, облизывая челюсти раздвоенным туманным языком.

Крики скоро превратились в дикие вопли, но Большой хале был далеко, и гости Байрона Трамбо ничего не услышали за воем ветра и игрой привезенного из Хило оркестра.

Глава 21

Горели высокие звезды,

Горел раскаленный воздух.

Земля островов вздымалась —

Пеле на свет выбиралась.

И волны были, как горы,

И месяцы шли, как годы,

И ливень с небес падал,

И падали камни градом.

И ветры на волю рвались и в скалах выли…

Громом гремят барабаны Икува, поры ливней.

Песнь о сотворении Вэла-ахи-лани-нуи, первого человека

18 июня 1866 г., безымянная деревня на берегу Коны

Едва я поняла, что гигантский кабан перестал храпеть, как земля вздрогнула и внезапный толчок швырнул меня на пол пещеры. Сверху посыпались камни, и духи вокруг меня заколыхались, как светящийся планктон, разгоняемый руками пловца.

В ту секунду я была убеждена, что мне предстоит умереть в царстве Милу, но тут сверху упала веревка с уже завязанной петлей. Земля продолжала содрогаться, но я уже встала и, торопясь, обвязала веревкой талию, как показывал мне мистер Клеменс. Еще через секунду я подымалась вверх, отталкиваясь ногами от каменных стен. Духи хаоле поднимались вместе со мной, кружась в воздухе, как пыль в лучах солнца. Снизу слышался рев, но я не знала, что это – грохот землетрясения или рычание проснувшегося чудовища.

Я вскарабкалась на край расщелины, жадно хватая ртом свежий воздух и совсем позабыв о своем неподобающем виде. Земля продолжала содрогаться, в воздухе запахло серой, и налетел сильный ветер, подхвативший и унесший злополучных духов. Не замечая всего этого, я вдруг расхохоталась так, что какое-то время не могла сдвинуться с места.

– В чем дело? – Мистер Клеменс отпустил веревку, но продолжал сжимать в руке кокос с остатками нашего преподобного друга. – Они были нужны мне для упора.

Но я продолжала смеяться, совсем забыв про свой костюм Евы, не подобающий христианке, – настолько уморительным был вид мистера Клеменса, голого, с кокосовым орехом и в высоких сапогах, которые он каким-то образом успел надеть. Бросив веревку, он держал орех перед собой наподобие фигового листа.

– Ну хватит, – сказал он довольно свирепо. – Пора выбираться отсюда. Одевайтесь скорее. Похоже, мадам Пеле принялась за свои труды.

Я посмотрела вдаль. По склону амфитеатра в миле от нас сползал поток лавы, дробясь на сотни ручейков, окруженных клубами сернистого газа. Скоро лава должна была достичь места, где мы стояли, пройдя по многочисленным старым трубкам. Мысль об этом мгновенно придала мне серьезность.

Я быстро оделась, опустив некоторые детали своего обычного туалета. Признаюсь, было странно снова надевать на себя одежду, словно краткое пребывание в первобытном виде воскресило во мне воспоминания о блаженном состоянии наших прародителей в раю. Но я сразу обрадовалась юбке, когда вспомнила о предстоящей нам конной прогулке. Лошади были на месте, хотя мистеру Клеменсу пришлось приложить немало сил, чтобы их успокоить. Усевшись в седла, мы направились на северо-восток мимо уже пылавших деревьев и кустов. На этот раз нас не сопровождал блуждающий огонек, но мистер Клеменс запомнил дорогу, и лошади неслись прочь от вулкана со всей возможной скоростью, несмотря на усталость. Орех мистер Клеменс держал перед собой, прижав его к луке седла.

– Надо беречь его, – сказал он. – Представляете, как будет обидно, если мы его уроним, перепутаем и вернемся с душой какого-нибудь местного барышника.

– В этом нет ничего смешного, мистер Клеменс, – сказала я, хотя такая перспектива была довольно забавной.

Несколько раз во время нашего пути земля содрогалась так сильно, что нам приходилось спешиваться и удерживать испуганных лошадей. Сверху скатывались огромные камни, а за нашей спиной поднимались облака дыма и пепла, закрывая солнце. Во время одной из остановок мистер Клеменс указал мне на длинный склон, спускающийся к морю. Сначала я ничего не видела из-за дыма, но потом разглядела в океане стремительно идущую к берегу огромную волну. Мы находились в нескольких милях над уровнем моря, и бояться было нечего, но все же вид этой волны – кажется, японцы называют их цунами – наполнил меня ужасом.

Сверху мы видели, как гигантский водяной вал накатился на берег, затопил прибрежные пальмы, ломая их, как спички, и понесся дальше. С такого расстояния не было видно причиненных волной разрушений, но я могла представить, какая участь постигла все, что встретилось на ее пути. Волна достигла ближайшего лавового потока, и небо заволокло таким количеством горячего пара, что я невольно зажмурилась, опасаясь быть сваренной, как креветка в кастрюле.

Облако пара не дошло до нас, но закрыло самую ужасающую часть сцены – возвращение волны назад вместе со своей добычей: деревьями, домами туземцев и живыми существами, имевшими несчастье очутиться на берегу.

Мы поехали дальше. Несколько раз я обнаруживала, что заснула в седле – настолько велика была усталость. Мои руки, ноги и бока были исцарапаны о камень во время подъема и спуска, и от меня все