сигару. Выпустил клуб дыма и велел:
– Трогай!
Прием это старый, но действенный. Если уж никак не удается уйти тихо и незаметно, так уходи шумно! С песней, с цветами в петлице, с медной трубой в руках, с птицей-попугаем на плече, с тявкающим из кармана щенком. Чем нелепее – тем лучше. Пусть ломают себе головы соглядатаи, ища смысл в том, где смысла нет и не было. Любая заминка, любая несуразица идут на пользу.
Едва двуколка завернула за угол, как я остановил возницу. На наше счастье, район был не слишком-то людный, редкие прохожие таращились, смеялись, но столпотворения зевак не возникло.
Ждать пришлось недолго. Послышался цокот копыт, и с Кальмана выехал всадник.
Я почему-то ожидал, что в погоню будет пущен экипаж. Но на нет и суда нет.
Поманив наездника пальцем, я стал ждать, покуривая сигару. Совершенно очумевший всадник приблизился. Лошадь у него была хорошая, в седле он держался крепко, но вот лицо оказалось таким растерянным, что я едва не расхохотался.
– Милейший, – брезгливо сказал я, протягивая бокал. – Попробуй-ка!
Бокал он взял таким характерным жестом, что у меня сомнений не осталось – лакей. Следить за домом отрядили прислугу…
– Ну? – поторопил я.
– Шампанское… Сладкое шампанское… – на скверном романском сказал соглядатай.
– В том-то и дело! – рявкнул я. – Шампанское должно быть сухим! Езжай к старшему и передай ему это. Да побыстрее, пока не выдохлось!
Никто не додумался дать слуге указания на такой интересный случай. А самому ему сейчас хотелось чего угодно, только не скакать вслед за нами с бокалом шампанского в руках. Слуга оторопело кивнул, развернул лошадь и двинулся назад. Вино все-таки расплескалось… вряд ли довезет хоть каплю.
– А теперь вперед! – велел я вознице. – К купальням «Рудаш»!
Да, вся маскировка, все легенды пошли коту под хвост. Но теперь уж ничего не поделать.
Зато наш след утерян.
Купальни «Рудаш», куда собирались пойти Арнольд и Маркус, были старинными. Построили их еще османы, в ту пору, когда Паннония была под ними. Османов давным-давно прогнали, но кое-что от них мадьяры переняли – например, любовь к острому перцу и османским баням.
Ясное дело, что Луиза и Хелен с нами пойти не могли. Были в Аквиникуме купальни, в которые разрешался вход мужчинам и женщинам – в приличествующих купальных костюмах, были и такие, где мужчины и женщины разделялись по своим бассейнам и парным. Но в «Рудаш» женщин никогда не допускали, такая уж тут была традиция.
Поэтому, не доезжая до «Рудаш», мы с Петером высадили женщин и Антуана, так, чтобы им легко было добраться до «Геллерта», к Жерару Светоносному под крылышко. Я бы и Петера с собой не брал, но куда мне, безъязыкому, в Аквиникуме?
– Я проверю, может быть, приехали Жан с Йенсом, – сказал мне Антуан напоследок.
Кивнув, хоть и были у меня большие сомнения в такой расторопности старого лекаря, я стал объяснять Петеру, как и что будем делать в купальне. Никаких сомнений, что и там за ними следят, я не испытывал. И почти наверняка друзья-товарищи Арнольда такого момента не упустят. Во-первых, в бане, в полутьме и клубах пара, легко похитить Маркуса. Во-вторых, даже если Арнольд уследит и кинется отбивать парнишку, никакого оружия у него с собой не будет. А кулаками, пусть даже такими могучими, как его, против толпы не отобьешься. Сомнут. Только в пьесках романтического склада встречаются герои, что в одиночку десятерых валят.
Насчет себя я тоже заблуждений не питал. Ну, умею подраться, так кто ж этого не умеет, дурное дело – нехитрое. Так что брать придется не силой… умом.
И в этом плане мне Петер представлялся союзником весьма уместным.
Озадачив его своими догадками, я стал докуривать сигару. Двуколка выехала на набережную, покатила вдоль Дуная. А я, по старой привычке, попробовал подумать наперед: что станем делать, если сейчас все пройдет гладко, и мы выберемся из купален. По всему выходило, что, не получив свое, родичи Арнольда решат урвать хотя бы клок награды – и кинутся к Страже.
Значит, надо будет покидать Аквиникум. Жалко, ох как жалко. Бегство у нас не продумано, с контрабандистами я не связался, фальшивых бумаг нет… а власть Жерара Светоносного развеется вмиг, едва лишь станет известно, что он нас укрывает.
Но тут уж ничего не поделать.
Глава четвертая,
Самая страшная баня, в которой я побывал, была в Руссийском ханстве. Ясное дело, в Руссии я особо не задерживался и уж тем более работой воровской не занимался – законы ханства строги, а охранка бдит и неподкупна. Но по пути из Китая, уже в облике обеспеченного и добропорядочного торговца, не удержался, провел два дня в Московии. Там и поддался на завлекательные посулы толмача – «исконно руссийская забава, пропустите – всю жизнь жалеть станете!».
Нет, конечно, сейчас оно уже смешно… Но как вспомню! Заплатил я щедро, и приставили ко мне здоровенного мужика-банщика, чтобы показал чужестранцу настоящую баню. Первым делом мы с ним долго мылись из деревянных кадок, потому что баня в Руссии считается святым местом, туда нельзя грязным входить. Извели по куску мыла, лишь потом вошли в огромную темную комнату.
От жары и пара меня всего скрутило. Банщик заставил меня сесть на прихваченный с собой опилок доски, отдышаться. Когда глаза привыкли, обнаружилось, что половину комнаты занимают широченные деревянные ступени, ведущие под самый потолок. На них и сидели люди. Чем выше на ступени сядешь – тем страшнее жар!
В углу бани была огромная печь. И в нее выщербленным ковшом на длинной ручке плескали воду! Плеснут – отскочат. Клубы пара вырвутся, ошпарят людей – те вопят, но не слезают.
Едва я притерпелся, как банщик заставил меня подняться выше…
Уж не помню, как оказался под самым потолком. Банщик согнал кого-то с деревянной лавки, окатил ее холодной водой из бадьи – то ли для гигиены, то ли охлаждая. И уложил меня на лавку лицом вниз. Дерево было прохладным, влажным, сразу полегчало.
Но тут-то самое ужасное и началось…
То, что руссийцы в бане колотят друг друга палками, я слышал, но никогда не верил. Оказалось, не во всем молва врет. Только были это не палки, а связанные на манер веника ветки. Этими ветками банщик принялся меня стегать – я попытался встать, так он коленом на спину навалился, паскуда! Хорошо хоть сами ветки тела касались мягко, в последний миг банщик руку останавливал: подобно искусному палачу, что может уложить девицу на колоду, топором косу отсечь, а шеи не коснуться…
Минут пять меня ветками обрабатывали. Потом чуть ли не под руку вывели из «парной» и спихнули в бассейн с ледяной водой. Поначалу я даже не понял, что она ледяная – лежал, блаженствуя…
Ну а потом, по руссийской традиции, мы с банщиком пили хлебный напиток – квас. Я уж было решил, что все кончилось, но банщик вдруг одобрительно меня похлопал по плечу и опять на «парную» кивнул. Самое удивительное, я согласился. Раз уж деньги уплачены…
Нет, вспоминать-то было интересно. А когда после бани мне на подносе вынесли стопку водки и бутерброд с семгой – совсем хорошо стало. Но постоянно в такие бани ходить – спаси, Сестра!
Здесь, в Аквиникуме, бани вроде и цивилизованные, но все-таки особенные, не как по всей Державе. Аквиникум ведь стоит на горячих водах, потому топить бани совсем не нужно. Пробурил в правильном месте дырку в земле – оттуда и начинает бить горячая вода с паром. Чуть ли не со времен Искупителя этим пользуются. Опять же во времена османов тут свои банные особенности закрепились.
Мы с Петером вошли в длинный холл, уставленный мягкими диванами и кончавшийся пивной стойкой. Несколько мадьяр, распаренные и благодушные, распивали пиво за столиками. Старичок в смешной национальной одежде торговал сувенирами, перед ним на столе лежали картинки-миниатюры с видами Аквиникума, куколки в костюмах селянок, деревянные игрушки.
Еще один старичок собирал деньги за вход. Недешево – по половине стальной марки со взрослого,
