Жерар и Антуан вроде как особых беспокойств не испытывали. За действом на сцене не следили, а тихонько разговаривали с Маркусом. Природу его понять пытаются… что ж, им, мудрым, и карты в руки.
Арнольд просто таращился на сцену с таким постным лицом – сразу видно, не о пьесе он думает, о своем, и тревожить его не стоит.
Петер тоже молчал, погруженный в размышления. И размышления эти я вполне понимал. Благодарность за исцеление – одно, а вот отправиться в долгое и опасное путешествие – другое.
Луиза – вот уж чего не ожидал – задремала в кресле, руки на животе сложив, и даже похрапывать временами начинала.
Только лишь Хелен, сидящая рядом со мной, наблюдала за пьесой, а ничем серьезным не занималась.
– Помнишь, как мы смотрели пьесу в Миракулюсе? – тихо спросил я.
– Это когда ты решил, что Маркуса увидел? – ответила летунья не оборачиваясь. – Помню.
– Кажется, будто год назад это было. А ведь и месяца не прошло.
Хелен мимолетно и раздраженно посмотрела на меня. Потом ее лицо смягчилось.
– Бывает хуже. Бывает, что старое – будто вчерашний день вспоминается. Это значит, жизнь прошла… или уходит.
Она протянула руку и взяла мою ладонь.
Я снова посмотрел на наших спутников. И решился:
– Хелен… если мы выберемся из Аквиникума. Маркус теперь не одинок, а в османских землях нас найти трудно будет… Ты не устала от всего этого?
– Предлагаешь бросить всех и уйти? – уточнила Хелен.
– Почему же бросить? Попрощаться и уйти.
– Вдвоем?
– Да.
Хелен усмехнулась и не ответила.
– Я ведь вижу, как это тебе все надоело, Ночная Ведьма, – прошептал я. – Бежать, от бывших товарищей скрываться, жизнью рисковать, в грязи барахтаться…
– Если я уйду сейчас, – сказала Хелен, – то навсегда для своих товарищей предательницей останусь. Для меня одна дорога – доказать, что не зря мы Маркуса от Стражи спасаем. Понимаешь?
– Какое тебе дело, Хелен, кто и что про тебя думает? – спросил я. – Поверь… я на дне жить привык. Не важно это.
– Я не могу так. Поверь.
– Конечно. – Я пожал плечами. – Я не высокородный аристократ, и честь для меня – пустой звук…
– Не пустой, – возразила Хелен. – Но ты боишься. И не за себя, за нас всех. Потому и предлагаешь уйти. Нет, Ильмар. Ты не уйдешь, сам ведь понимаешь. И я не уйду. Хотя и впрямь устала, мне три дня у сумасшедшей тетки Арнольда райскими садами показались: мягкая постель, теплая вода, книги на полках… Давай лучше пьесу смотреть, Ильмар. Для меня это тоже удовольствие.
Я вздохнул, но ничего не ответил.
Права летунья. Уйти сейчас – словно в собственной слабости признаться. У нее своя честь, у меня своя… маленькая, но все-таки есть.
Я стал мрачно смотреть на сцену.
Шла сегодня в театре комедия «Посрамление Дона Хуана», повествующая о знаменитом ловеласе. Играли актеры плохонько, даже уличные комедианты порой выглядят достойнее, но иногда и впрямь было смешно. Особенно после того, как некая дама оказалась неудовлетворенной Доном Хуаном и прилюдно заявила о том. Толпа скопцов, которые до того появлялись в мизансценах и, пуская слюни, обсуждали амурные подвиги Хуана, тут же начала его злословить. Один заявил, что Дон Хуан растратил всю данную мужчине силу, и теперь ему ничего не остается, кроме как уйти в скопцы. Другой утверждал, что, кроме совращения своей кормилицы, Дон Хуан никаких сердечных приключений никогда не имел, да и с кормилицей не все ясно. Третий кричал, что никогда больше не станет интересоваться сплетнями о Хуане, четвертый же сетовал на то, как его обманул гнусный селадон, вообще вызвав его драгоценный интерес. Пятый, лицемерно воздев глаза, клеймил пристрастие к красному вину, которое обессилило Дона Хуана. Ну а шестой заявил, что теперь он сам станет прославленным дамским угодником.
Все это время в глубине сцены Дон Хуан соблазнял очередных девиц. К концу же первого акта появилась неудовлетворенная им дама с большим накладным животом.
Наступил антракт, зрители потянулись в курительные и буфеты. Мы продолжали сидеть в ложе. Комарова все не было. Я заметил, что Жерар Светоносный все более и более мрачнеет, впрочем, как и остальные. Разве что Антуан продолжал беседовать с Маркусом.
Поймав мой взгляд, Жерар перегнулся через кресло и негромко сказал:
– Если до конца пьесы руссиец не явится, нам придется выбираться отсюда. На улицах уже могли появиться патрули Стражи.
Я это понимал и сам.
И то, что самые мизерные шансы, которые у нас час назад были: уйти по реке или все-таки на лётное поле прорваться и Хелен с Маркусом на планёре из города отправить, уже иссякли. Если мы зря доверились Комарову…
– Как он отсюда нас вывести собирается? – не сдержал раздражения Жерар. – Из центра города!
Да, теперь-то мы об этом задумались… раньше надо было.
– Комаров говорил, что придет не раньше антракта, – сказал я, самого себя убеждая. – Наверняка есть у лазутчика тайные ходы…
– Конечно, подземный ход от Аквиникума до Казани, – поморщился Жерар. – Ладно… ждем.
Но ждать не пришлось. Едва-едва стали возвращаться в зал зрители, как в запертую дверь ложи постучали. Жерар кивнул Луи, и охранник, откинув скрывавшую дверь бархатную портьеру, заглянул в смотровую прорезь. Повернулся к Жерару, сообщил:
– Руссийский купец. С каким-то мужчиной.
Жерар кивнул:
– Впусти.
Ох, интересно, что же думают о епископе его телохранители? Работа работой, но они же сами – святые братья. Неужели не поняли до сих пор, кого епископ укрывает? Или верность Жерару перевешивает их долг перед Церковью? Не могу понять.
Клацнул засов, и Фарид Комаров вошел в ложу. В руках он тащил два больших кофра, явно тяжелых. Интересно, куда остальные вещи дел, неужто в гостинице бросил? За ним следовал незнакомый мадьяр средних лет, вымученно улыбаясь и явно не радуясь компании, в которую попал.
– Все в порядке, – сообщил Фарид. – Не скучали тут? Говорят, интересная пьеса, любопытная трактовка, костюмы хороши…
Никто даже не отозвался – уж слишком отличалось наше настроение от оптимизма руссийского шпиона.
– Что в городе? – спросил наконец Жерар.
– Стража повсюду. По перекресткам, на мостах, на пристанях. – Фарид улыбался, будто принес нам поистине радостную весть. – Вовремя мы сюда успели.
– А отсюда – куда?
– Сейчас все узнаете, только представление начнется… – Фарид повернулся к своему спутнику, быстро заговорил по-мадьярски, показывая на нас. Мадьяр нервно подергивал себя за кончик пышных усов, кивал и о чем-то жалобно упрашивал.
– Ну, не знаю… – Фарид с сомнением посмотрел на Хелен, потом на Луизу, еще сонно помаргивающую и деликатно прикрывающую рот при зевках. – Уважаемые дамы, вы могли бы надеть мужское платье?
Неужели он делает ставку на старые трюки с переодеванием? Да не может того быть…
– Зачем? – растерялась Луиза.
– Вам удобнее будет. – Фарид был само радушие. – Нет ли у вас костюмов для верховой езды, или чего-нибудь еще, столь же практичного?
– У меня есть лётная форма, – сказала Хелен. – Я не назову ее мужской одеждой, но она
