день, когда он наконец сможет сам править Напуром без вмешательства дяди, объявленного регентом- правителем.
Каждый день приносил все новые известия о несправедливостях и бесчинствах, творимых Мардуком по отношению к своему народу. Налоги на урожай и имущество были непомерны, значительно превышая то, что могла дать земля трудолюбивому крестьянину. Люди, разумеется, не могли их заплатить, и беззаконие царило в Напуре. За щедрые взятки ворам и разбойникам позволялось заниматься своим бесчестным промыслом прямо под носом стражей. Появились целые улицы публичных домов. Грабежи и убийства стали обычным делом, и почтенные горожане все чаще страдали от насильников.
Рамиф вместе со своим другом детства Мохабом с нетерпением ждал того дня, когда сможет снова восстановить закон в Напуре. Когда же тот день приблизился, Мардук замыслил убить племянника, и именно Мохаб спас тогда жизнь Рамифа, не спуская глаз с его дяди и подкупая сообщников злодея.
Во время этой борьбы за трон Мардук однажды был найден мертвым. «Покончил жизнь самоубийством, отравившись», – так было объявлено народу. Но пышных похорон злодей не удостоился. Его закопали где- то в долине, отметив лишь несколькими камнями место захоронения.
В последующие годы Рамиф восстановил закон и порядок в своих владениях. Но теперь, когда смерть была так близка, угроза со стороны еще одного врага Напура мучила старого эмира, и этим врагом был его родный сын Хомед. Всякий раз при мысли о нем Рамиф не мог сдержать тяжких вздохов.
– Как он похож на моего дядю, – шептал он. – Такой же жадный, ненасытный, деспотичный! Мой прекрасный Напур! Как мучительно думать, что ты скоро снова подпадешь под власть тирана!
Слушая вздохи Рамифа, Валентина дала себе клятву сделать все возможное и невозможное, лишь бы спасти Напур от власти Хомеда. Слезы заблестели в ее аквамариновых глазах и блеснули на гладких белоснежных щеках. «Да, – подумала она, – приближается, милый старик, твой черед предстать перед Аллахом. И да поможет мне Господь перенести твою смерть, потому что я полюбила тебя, как отца».
Рыдания перехватили ей горло, и Валентина поспешно выбежала из комнаты, оставив Рамифа в одиночестве предаваться воспоминаниям о юности – том времени, когда лишь будущее простиралось перед ним.
ГЛАВА 12
Слепота окончательно обрушилась на эмира, исчезли даже смутные тени, и Валентина переселилась в просторную комнату Рамифа. Днем она сидела рядом со стариком и читала ему отчеты или же спокойно рассказывала, что происходит во дворце, а вечером при скудном освещении зачитывала документы, делая по просьбе эмира пометки и накладывая затем печать.
Когда глаза Валентины уставали, Розалан задувала свечи и ласково отводила подругу в отдаленную часть покоев, где укладывала ее на диван. Но Валентина через несколько секунд уже оказывалась рядом с Рамифом, если среди ночи он выкрикивал ее имя. Она успокаивала его нежными словами, обтирая лицо настоем трав.
В один из теплых солнечных дней, Валентина и Розалан уложили эмира на атласные подушки, разбросав их по балкону, с которого открывался прекрасный вид на город. Страдания старика усиливались сознанием полной зависимости от невольницы.
– Почему ты так упорствуешь в бесплодных попытках спасти меня? – спрашивал он Валентину. – Я верю, ты вдохнула бы жизнь в мое тело, если б только могла. Ты заставляешь меня сидеть на солнце и есть пищу, пригодную лишь для маленьких детей. Почему не позволишь мне спокойно лежать на смертном одре и ждать встречи с Аллахом? – недовольно выговаривал ей старик.
– Аллах еще не готов призвать тебя, кади, и мне вовсе не хочется, чтобы ты умирал. Пока в твоем теле теплится жизнь, я сделаю все возможное, чтобы ты оставался со мною рядом.
– В окружении женщин! – жаловался эмир, но рука с распухшими суставами тянулась, чтобы благодарно опуститься на запястье Валентины. – Что скажет Аллах, когда я предстану перед ним?
– Кади, разве я плохо забочусь о тебе?
– Конечно, нет, – спокойно отвечал эмир. – Ты ухаживаешь за мной лучше, чем мои единоверцы, и за это я тебе признателен, дорогая, – шептал он. – Никогда, никогда и никому ты не должна говорить, что христианка! Когда я умру, они убьют тебя, если это узнают, и Розалан не пощадят, ведь она покрывала христианку! Я не могу отправиться к Аллаху, наверняка зная, что так оно и случится.
– Ты не должен за меня бояться, кади. Я стану следовать твоим советам, и все обойдется. А сейчас успокойся, пожалуйста, я хочу поговорить с тобой о делах более насущных. Прибыл гонец от Саладина, чтобы передать тебе подарок. Через неделю Малик эн-Наср прибудет в Напур. Розалан сейчас принесет присланное. Саладин передал с гонцом, что должен обсудить с тобой важное дело, но оба мы знаем, зачем он приезжает и чего хочет.
– Саладин мне как сын, – произнес Рамиф и добавил печально: – Хотелось бы мне снова взглянуть на него, но теперь это, увы, невозможно. Помни, все мои наставления остаются прежними. Пусть Совет происходит в смежной комнате, а дверь ты оставь приоткрытой. Когда будет нужно, приведи Саладина к этой двери, чтобы я мог поговорить с ним.
– Кади, – сказала Валентина, ласково касаясь руки старика, – трудно скрывать от слуг твою немощность, но нам это удается. Однако, судя по тому, что я слышала о Саладине, его не так-то легко обмануть.
– Нужно и его обмануть! – воскликнул Рамиф, голос у него дрожал от волнения. – Стоит моему сыну узнать, насколько близок я к смерти, как этот подлец вернется в Напур, чтобы вышвырнуть меня за порог родного дома. Хомед слишком похож на своего дядю Мардука, – губы Рамифа искривились от ярости. – Он заботится лишь о себе и нисколько не беспокоится о благе народа.
– Кади, дорогой, – прошептала Валентина, – мне больно говорить об этом, всем сердцем я предана тебе, но ты сам знаешь, что однажды Аллах назовет твое имя, и тогда Хомед вернется, это неизбежно. Но твои последние дни не должны омрачаться тревогой, проведи их в душевном покое и молитвах. Не беспокойся о будущем. Подумай о себе.
Морщинистое лицо Рамифа осветилось лукавой улыбкой.
– Не все мои секреты, как я вижу, тебе известны, Валентина! Недавно возник у меня в голове один замысел. Я буду счастлив, если он удастся. Напур тогда не достанется Хомеду! Ну, а теперь скажи, что еще тебе известно о приезде Саладина?
