закрыта, если на его стук никто не отвечает. Абсолютно механический жест. Голова занята предстоящим прыжком через забор, а ладонь сама ложится на матовую ручку двери.
Дверь открылась без всякого скрипа. Меня прошиб пот. Вот так-то. Оказывается, все это время она была открыта.
Я растерянно замер.
Как это можно объяснить? Или Ямада забыл запереть дверь, когда ложился спать, или кто-то взломал замок снаружи. Второй вариант мне не нравился абсолютно. Кому могло понадобиться пробираться таким образом в дом Ямады? Грабителям?.. Полиции? Поди, угадай.
Я огляделся. Никаких подозрительных следов… Хотя как понять, что является подозрительными следами, что неподозрительными, а что – следами вообще? Вряд ли здесь будет валяться окровавленный топор. Или черная маска…
Самым благоразумным было бы убраться отсюда. С другой стороны, может быть, это мой единственный шанс разрешить чертову уйму загадок.
Мнения внутри меня опять разделились.
И снова после непродолжительной борьбы победу одержала та часть мозга, которая отвергала благоразумие в принципе.
Сжав покрепче горлышко бутылки, я осторожно шагнул в темноту прихожей и прикрыл за собой дверь. Меня окутала непроглядная темнота…
…Которая через мгновение взорвалась ослепительной вспышкой.
Последней мыслью было, что на меня, наверное, упала крыша дома.
Глава 19
Очнулся я на чем-то мягком, слегка покачивающемся, вкусно пахнущем кожей.
В детективах герой, приходя в себя после того, как его оглушили, прикидывается, что по-прежнему находится без сознания, следя хитро приоткрытым глазом за злодеем. И лишь когда полностью оценит ситуацию и заметит лежащий неподалеку пистолет, начинает глухо стонать…
В жизни проделать это не так-то просто. Организм не дожидается, пока сознание вернется. Он начинает реагировать, едва оживает мозжечок. Поэтому я сначала застонал, а потом начал соображать. Вернее, попытался начать соображать.
Новый удар отправил меня в черноту гораздо раньше, чем я что-то понял.
Второй раз я пришел в себя уже не так быстро. И в гораздо худших условиях.
Я лежал на холодном полу. Руки были скованы за спиной наручниками. Голова гудела так, будто там наяривал оркестр сил самообороны. Я попробовал пошевелиться и едва справился с приступом тошноты.
Рядом послышались чьи-то шаги.
– Ну что, пришел в себя?
Барабанщик оркестра выдал бодрое соло.
Не балуя своего мучителя разнообразием, я застонал.
– Хватит прикидываться.
Я застонал громче.
Тут же боль обожгла правый бок. Кто-то ловко пнул меня по печени. Несильно. Но я на секунду задохнулся, а потом желудок свело судорогой и меня вырвало. Обжигающе горький вкус желчи, как ни странно, заставил немного рассеяться туман в голове. Я приоткрыл глаза, все еще ничего соображая.
Темно. Только скачущее пятно света на полу, расплывающееся перед глазами.
– Вставай.
Какое там! Я не мог даже повернуть голову. Все, на что было способно тело, – вяло покорчиться на полу и снова обессилено замереть. Мозг в этом действии никакого участия не принимал.
Вот каково пришлось прыщавому Фумио… Теперь у меня была прекрасная возможность испытать все на собственной шкуре. Не могу сказать, что я был в восторге.
Я почувствовал, как на лицо полилась какая-то жидкость. Знакомый запах… Жидкость попала в глаза, и острая боль заставила меня вскрикнуть. Жгло так, будто кто-то ковырял в глазницах раскаленным прутом. Разбитые губы тоже горели как в огне…
Теперь я пришел в себя окончательно. Жидкость на лице… Виски. Скорее всего, из моей бутылки. Из той самой бутылки, которой я храбро собирался оглушить врага. Ага.
Кто-то взял меня подмышки, протащил пару шагов волоком и кое-как усадил в кресло. Все это сопровождалось кряхтением и ругательствами. Я уже достаточно пришел в себя, чтобы узнать голос своего мучителя. Настроение от этого не улучшилось. Наоборот. Крошечная надежда на то, что все еще может закончиться хорошо, рассеялась бесследно. Вместо нее пришла абсолютная уверенность, что я попал в переплет, из которого мне не выбраться.
– Ну, что, пришел в себя, червяк?
В глаза ударил луч света.
– Убери фонарь, – пробулькал я.
– Ты плохо выглядишь, червяк.
В голосе Ямады слышалось глубочайшее удовлетворение.