«открыть рот».
Тогда, может быть, мы имеем дело в этих двух местах, столь далеких друг от друга в пространстве и времени, с некоей очень смутной и искаженной общей памятью, восходящей к очень глубокой древности? Вряд ли египетская церемония «открывания рта» прямо влияла на мексиканскую процедуру с тем же названием (или наоборот). Глубокие различия между ними исключают такое влияние. Но вот что представляется вполне вероятным — элементы сходства являются остатками общего наследия, полученного от общего предка. Народы Центральной Америки распорядились наследством одним образом, египтяне — другим, но общая символика и терминология сохранились у тех и у других.
Здесь не место подробно распространяться о смысле древней и смутной связи, проистекающей из сопоставления египетских и центральноамериканских фактов. Но, прежде чем двигаться дальше, отметим, что аналогичная связь существует между системами верований доколумбовой Мексики и месопотамского Шумера. И в этом случае скорее можно говорить об общем древнем предке, чем о взаимном влиянии.
Возьмем, например, историю Оаннеса. «Оаннес», греческая транскрипция шумерского «Уан», — имени земноводного существа, описанного в части II этой книги. Согласно верованиям, он принес в Месопотамию искусства и ремесла. Легенды, уходящие в прошлое как минимум на 5000 лет, повествуют, что Уан жил в море, появляясь из вод Персидского залива каждое утро, чтобы поучать и просвещать людей. Является ли простым совпадением, что на языке майя фраза «тот, кто обитает в море» звучит как уаана?
Обратимся теперь к Тиамат, шумерской богине океанов и сил первоначального хаоса, которую всегда изображают прожорливым чудовищем. Согласно месопотамскому преданию, Тиамат выступила против других богов и развязала войну на уничтожение, прежде чем пала от руки божественного героя Мардука:
Вы бы так смогли? Мардук смог. Созерцая чудовищный труп своей противницы, он сначала мысленно проиграл кое-какие художественные замыслы, а затем у него стал складываться великий план сотворения Мира. Для начала он расколол череп Тиамат и перерезал артерии. Потом он разломил ее пополам, «словно вяленую рыбу». Половину он пустил на небесный свод, вторую — на земную твердь. Из грудей он сделал горы, из слюны — облака, и заставил реки Тигр и Евфрат течь из ее глаз.
Странная и жестокая легенда и, добавлю, очень древняя.
У древних цивилизаций Центральной Америки был свой вариант этой истории. Здесь Кецалькоатль в своей инкарнации бога-творца играл роль Мардука, а роль Тиамат играла Капиктли, «Великое земляное чудовище». Кецалькоатль поймал ее за конечности, «когда она плавала в первобытных водах, и разорвал ее тело пополам, сделав из одной половины небо, из другой — землю». Из ее волос и кожи он создал траву, цветы и другие растения; «из глаз — родники и ручьи; из плеч — горы».
Являются ли необычные: параллели между шумерскими и мексиканскими мифами просто совпадением, или на обоих отпечатки культуры исчезнувшей цивилизации? Если так, то лица героев этой пракультуры вполне могли быть увековечены в камне и отправлены через тысячи лет в будущее в качестве фамильной ценности, либо на виду у всех, либо в захоронении, пока уже в наше время до них не добрались археологи и не окрестили их «Ольмекской головой» и «Дядей Сэмом».
Лица этих героев появляются также и в Монте-Альбане для того, чтобы рассказать грустную историю.
МОНТЕ-АЛЬБАН: НИСПРОВЕРЖЕНИЕ ХОЗЯЕВ ЖИЗНИ
Монте-Альбан, которому, как считают, около 3000 лет, расположен на искусственно выравненной вершине холма с видом на Оахаку. В его состав входит большая прямоугольная площадка — Большая площадь, окруженная пирамидами и другими сооружениями, геометрически точно расположенными относительно друг друга. Благодаря хорошо организованной и симметричной планировке вся композиция вызывает ощущение гармонии и пропорции.
Последовав совету сотрудников ЦИКОМ, с которыми я общался перед отъездом из Вильяэрмоса, я первым делом направился в юго-западный угол площадки. Там, сложенные рыхлым штабелем рядом с низкой пирамидой, находились те самые предметы, ради которых я проделал весь этот путь: несколько дюжин стел с высеченными на них изображениями негров и европейцев… равных в жизни и равных в смерти.
Если считать, что эти скульптуры рассказывали о какой-то части истории великой, но потерянной цивилизации, то следует признать, что в первую очередь они говорили о расовом равенстве. Ни один серьезный человек, видевший гордое выражение великих негритянских голов из Ла-Венты и ощутивший их обаяние, не мог бы представить, что люди, с которых скульптор изваял эти величавые изображения, могли быть рабами. Да и симпатичные бородатые люди вряд ли встали бы перед кем-либо на колени. На них тоже был некий налет аристократизма.
Однако в Монте-Альбане перед нами предстало падение этих величавых людей. Вряд ли эти изображения были делом рук ваятелей из Ла-Венты. Но в чем не было сомнения, независимо от того, кто были эти художники и каков был их уровень, так это в том, что они пытались изобразить тех же негроидов и бородатых европейцев, что я видел в Ла-Венте. Но там скульптуры светились мощью и жизненной силой. А здесь, в Монте-Альбане, были изображены трупы этих замечательных людей. Все были изображены нагими, по большей части кастрированными. Некоторые свернулись в клубок, подобно эмбриону, как будто хотели спрятаться от сыпавшихся на них ударов. Иные лежали, безжизненно раскинувшись.
Археологи заключили, что скульптуры изображают «трупы пленников, захваченных в битве».
Какие пленники? Откуда?
Не надо забывать, что дело происходило в Центральной Америке, в Новом Свете, за тысячи лет до Колумба. Так не странно ли, что среди этих погибших нет ни одного аборигена-американца — только и исключительно представители расовых типов Старого Света.
Ученые-ортодоксы не сочли это загадочным, хотя, даже по их оценкам, изображения весьма старые, датированные 1000–600 годами до н. э. Как и на других раскопках, датировка отражает возраст обнаруженной рядом органики, а не самих изображений, высеченных на гранитной стеле и потому с трудом поддающихся объективной датировке.
НАСЛЕДИЕ
В Монте-Альбане были обнаружены весьма совершенные иероглифические письмена, пока не расшифрованные, большая часть которых высечена на той же стеле, что и грубые изображения европейцев
