расплатилась. Ты же на мои вопросы не отвечаешь.
Он нервно пригладил обеими руками свою золотую гриву.
– Каких ответов ты от меня ждешь?
– Я хочу знать, что побудило тебя ехать в Норвуд и кто мой отец.
Колин заметно удивился:
– Ты полагаешь, что я знаю, кто твой отец, – в его словах слышался не вопрос, а утверждение.
– Да! Ты ведь такой ловкий шпион, ты знаешь всех лондонских аристократов. Объясни, отчего же ты не распознал герб на перстне? И почему ты отправился в Норвуд докапываться до моих секретов, хотя тебе было прекрасно известно, что для меня жизненно важно узнать, кому принадлежит этот перстень?
Колин хотел возразить, но передумал и сухо ответил:
– Твой отец – Эдвард Мейнард, граф Уолчестер. На перстне изображен его герб.
Анабелла изумилась легкости, с какой она получила ответ, и подозрительно посмотрела на него, ожидая подвоха.
– Но… когда… как давно…
Колин со стуком поставил кубок на поднос.
– Как ты правильно заметила, я хорошо знаком с нашей аристократией. Герб Уолчестера я узнал сразу, как только ты показала перстень.
Почувствовав слабость в ногах, Анабелла опустилась в ближайшее кресло. Итак, граф Уолчестер ее отец… Наконец-то она узнала правду. Однако его имя ничего ей не говорило, она понимала, что необходимо познакомиться с этим человеком.
– Почему ты не назвал его тогда… ночью?
Колин прищурился:
– Я не знал, как ты намерена поступить с этими сведениями. Впрочем, я и сейчас этого не знаю.
Анабелла не собиралась посвящать Колина в свои планы, предчувствуя, что он их не одобрит.
Колин подошел к ней, слегка нагнулся и двумя руками оперся о подлокотники кресла так, что Анабелла не могла встать. Их лица почти соприкасались.
– А теперь, Анабелла, – угрожающе прорычал он, – настала твоя очередь. И не надейся, что ты сможешь меня обмануть. Ты услышала все, что хотела, и теперь я жду от тебя прямых, честных ответов.
– Ты уже их знаешь, – прошептала она и нервным движением вытерла вспотевшие от страха ладони о свою пастушескую рубаху.
– Да, я знаю об убийстве и о том, что твоя мать совершила его, защищая тебя, и была повешена. Это объяснений не требует.
– Так чего же ты хочешь?
– В Норвуде мне рассказали, что ты была хорошей девочкой, даже набожной. Ты всем казалась скромной и благопристойной.
– Иначе я получила бы лишнюю порку от отчима. Поверь, и скромность, и благопристойность были сугубо внешними.
Голос Колина стал более жестким:
– Я также узнал, что по завещанию отчима ты не получила ни пенса…
– Ведь я же незаконнорожденная.
– Я так и понял. Но это означает, что ты осталась без денег и без близких, которые могли бы поддержать тебя.
Анабелла обескураженно кивнула. Она не могла сообразить, к чему он клонит. Если ему все известно, то чего он от нее так настойчиво добивается? И почему так сердится? Неужели из-за того, что она раньше не рассказала ему обо всем?
– Итак, ты осталась без средств к существованию, но тебе было известно, что в Лондоне живет твой отец. Поэтому вы с Чэрити перебрались в столицу. С этим все ясно. Но я никак не могу взять в толк, почему ты пошла в театр. Отчего не выбрала работу, которая более соответствовала бы твоему воспитанию? Например, ты могла бы стать гувернанткой.
– Я уже объясняла – у Чэрити нашелся в театре знакомый.
Колин неожиданно выпрямился и, сложив на груди руки, улыбнулся одними губами:
– Ну, конечно, Чэрити – твоя спасительница! Вечная спасительница… Однако это не объясняет, почему ты поменяла фамилию и почему не бросилась разыскивать отца. Я чуть ли не силой принудил тебя рассказать о нем. Ты могла бы показать перстень множеству людей и очень быстро установила бы, кто твой отец. Но ты ничего такого не делала. Почему?
Анабелла не посмела посмотреть ему в глаза.
– Хотела сохранить свое происхождение в тайне.
– Вздор. Мой милый лживый лебедь, придумай что-нибудь более правдоподобное. А для начала объясни, почему скромная провинциальная девочка, попав в столицу, моментально превратилась в разгульную актрису. Только не говори глупостей вроде того, что это единственный способ уберечь себя. Есть вполне респектабельные актрисы, которых не преследуют нежелательные ухажеры.
