– Прошло уже больше двух месяцев. Почему ты только теперь об этом спрашиваешь?
Она пожала плечами.
– Потому что я знаю – ты не стал бы ничего рассказывать, если бы я спросила слишком рано.
– Я и теперь ничего не скажу. Это слишком личное.
– Неужели все так плохо? Он улыбнулся.
– Нет. Просто грустно. И не говори об этом в присутствии матери. Я не рассказывал ей об этом и просил Джесса молчать.
– Я знаю. – Она испытующе посмотрела на отца. – Однажды ты опять уйдешь к ним, да? Ты вернешься. Ты хочешь умереть индейцем.
– Я всегда был индейцем.
– Ты знаешь, что я имею в виду.
В его глазах промелькнуло легкое раздражение.
– Да, знаю. И, возможно, ты права.
– Не возможно, а права. – Ее глаза наполнились слезами. – И ты, и Кейл. Я не могу винить сына за то, что он стремится к жизни. Он восхищается тобой. И так тебя любит.
– Я знаю. И я люблю его, даже тогда, когда он убегает, вместо того, чтобы помочь мне. Я его высеку.
Линда засмеялась.
– Он слишком большой для этого. Ему нет и двенадцати, а он выглядит на все шестнадцать.
Калеб ухмыльнулся.
– Я тоже был таким.
– Могу себе представить. – Линда направилась к конюшне. – Пойду приведу этих работяг к завтраку.
В приоткрытую дверь конюшни было видно, как Джеймс с Джоном, смеясь и толкая друг друга, прыгают на сене.
«Возможно, я все усложняю, – подумал Калеб, – и с Джеймсом все образуется. По крайней мере, сейчас он выглядит вполне счастливым, хотя, наверное, неохотно поедет в форт, где Кейл уже играет с шайенами в индейские игры».
Гасиенда оказалась даже больше, чем Том предполагал. Ему преградили дорогу несколько мексиканцев с ружьями, и у него хватило ума не вытащить свой пистолет. Том был знаком с порядками на здешних ранчо. Незнакомцам здесь не доверяли. Никто не должен был без разрешения вторгаться на территорию гасиенды и приближаться к дому владельца.
В сопровождении мексиканцев, которые вели себя достаточно вежливо, Том подъехал к дому Антонио Гальвеса, который и был хозяином всего этого богатства. Один из провожатых поехал вперед, чтобы доложить о непрошеном госте.
Том внимательно оглядывал все вокруг. Да, сколько земли, лошадей и людей! Это огромное состояние. Тот, кто этим владеет, – очень богатый человек. Том был рад тому, что знает испанский и знаком с привычками мексиканцев. Этому его научили годы, проведенные в мексиканской тюрьме.
Из небольших построек выглядывали молодые женщины, видимо, жены и дочери тех, кто работает на ранчо. Том заметил несколько индейских лиц, но не стал разглядывать женщин, даже тех, чьи глаза призывно смотрели на красивого мужчину. Ведь любая из них могла оказаться женой или дочерью его провожатых. В его положении нет смысла проявлять дерзость.
– Сеньору Гальвесу вообще-то больше не нужны люди, – сказал Тому один из мексиканцев – самоуверенный молодой человек, сразу чем-то ему не понравившийся.
Том решил: если хозяин ему тоже не понравится, то он просто двинется дальше.
– Зачем же тогда вы ведете меня к нему?
– Потому что ты попросил об этом. Я командую этими людьми, но все решения принимает хозяин. Он и только он нанимает и увольняет людей. Как твое имя?
– Меня зовут Том Сакс. А тебя? Красавец холодно взглянул на Тома.
– Эмануэль Идальго.
Он смерил Тома взглядом.
– Ты не похож на настоящего мексиканца.
– Я не мексиканец. Я на три четверти индеец. Моя мать из племени шайенов, а мой отец – наполовину индеец.
Идальго выгнул дугой бровь.
– Если ты ищешь работу, то ты не туда попал. Сеньор Гальвес использует индейцев только как рабов. Он хорошо с ними обращается. У них есть дома и еда, но они не получают денег и являются собственностью сеньора Гальвеса.
Том с достоинством выпрямился.
– Я никогда не был чьей-то собственностью и не буду.
Идальго усмехнулся.
