Соломон хрипло заверещал. Цыкнув на него, Клер ухватила Хью между ног.
– Войди в меня, скорее! Сзади, как жеребец в кобылу!
– Клер, постой!
– Меня годами ублажало всякое изнеженное отродье! Последний раз, когда я переспала с настоящим мужчиной, был день моего венчания. Твой отец пришел ко мне в спальню вместо дурачка, за которого я вышла, запер дверь и…
– У меня была дурная болезнь!
Хью сказал это, теряя голову. Тогда, на конюшне, он был смертельно оскорблен идеей Филиппы выдать его за больного, теперь же ухватился за эту идею, как утопающий за соломинку.
– За это можешь не волноваться, у меня она тоже была, – невозмутимо произнесла Клер и подмигнула ему. – А может, и до сих пор есть.
– Но дело не в этом, а в том, что… – «Боже милосердный, только не лови меня на слове!», – дело в том, что из-за этой болезни я больше не мужчина!
– Да брось ты! – Клер коротко хохотнула.
– Лекарь сказал, такое случается. Теперь в постели от меня толку нет.
– Чудесно!
– Что?! – опешил он.
– Для разнообразия я не прочь пробудить страсть в мужчине, от которого в постели обычно нет толку. Я азартна.
Хью подумал, что азартные женщины – его крест.
– Ты хочешь попробовать?.. – промямлил он.
– Я уверена, что все получится. Это будет вызов, которого мне недоставало всю жизнь. Сегодня ночью жду тебя в своей спальне. «Войди без стука и без единого слова, и мы сдадимся на милость друг друга».
Хью открыл, было, рот, чтобы сообщить, что он предпочитает мальчиков, но Клер прижала палец к его губам.
– Тсс! Сегодня.
Глава 18
– В постели от него нет толку, – объявила Клер.
Они с Олдосом стояли у окна трапезной, на этот вечер превращенной в танцевальный зал, и наблюдали за Хью и Филиппой в кругу танцующих.
– В самом деле? – оживился Олдос, как ребенок, которому пообещали сладкое. – А как именно нет толку? У него вообще не стоит или быстро опускается?
– Не знаю!
Клер взяла кусочек сырого мяса из миски, которую брат держал перед ней, и поднесла к клюву Соломона. На этот раз сокол был без колпачка, поэтому тотчас жадно схватил и проглотил угощение.
– Не могу даже сказать, узнаю ли когда-нибудь, – произнесла она задумчиво. – Он должен был этой ночью прийти ко мне в спальню, но так и не появился. А до этого я застала его сунувшим нос в подвал. Он объяснил это тем, что заскучал, и я поверила, потому что хотела, чтобы так оно и было. Но когда он не появился…
– Если у него не стоит, – перебил Олдос, не слушая, – то они не спят. Филиппа наверняка извелась! Если затащить ее в постель, она сама на меня набросится.
– Я знаю, как это непросто, но все же попробуй хоть на минуту забыть о своем драгоценном отростке! – сказала Клер устало.
– Я бы мог, если бы ты сразу дала Хью Уэксфорду от ворот поворот, и я вставил бы его чертовой жене! – огрызнулся Олдос.
– Разве Маргерит плохо тебя обслуживает?
– Это не одно и то же, – буркнул он. – Чаще всего она не позволяет мне… ну, ты понимаешь!
Он покраснел и отвернулся. Клер вздохнула, скармливая Соломону еще кусочек.
– Боже, как ты смешон, братец! Но речь не о тебе. Хью Уэксфорд ведет себя странно. Он уверяет, что без ума от меня, и при этом неделю не может завалить в постель, только все отговаривается.
– Думаешь, на самом деле с ним все в порядке?
– В Пуатье было, и еще как. Там он менял судомоек и кухарок как перчатки и, по их словам, мог работать всю ночь без передышки, а они вопили от наслаждения, так-то вот! Кроме того, Господь щедро его наделил. Я помню такой отзыв: «Сидишь, как на боевой дубинке!»
Лицо Олдоса омрачилось.
– Когда он не пришел ко мне в спальню, – продолжала Клер, – я вдруг вспомнила, что он проник в подвал украдкой, потихоньку от остальных, а когда я запирала дверь, таращил глаза на ключи, как на чашу Грааля.
– И что это значит?
– Где тебе понять! Вид у тебя ученый, а мозгов не больше, чем у курицы. – Соломон криком потребовал
