– Похоже, вы давно знакомы, – заметил Хью, наполняя кубки. – Вы что же, часто здесь бываете? Никогда не видел, чтобы птица такого полета залетала в подобные места, не говоря уже о том, чтобы торчать в них безвылазно.
– Студенческие вечеринки нередко заканчиваются в тавернах и кабаках, – ответила Филиппа, пожав плечами. – Таков обычай что здесь, что в Париже. Поначалу это меня несколько смущало, но потом я решила, что в этом и состоит вся прелесть университетской жизни. Она чужда условностей.
– Я уже понял, что условности вам не по душе, – хмыкнул Хью.
Его многозначительная усмешка заставила девушку вскинуть подбородок.
– Конечно, презрение к условностям не столь волнующе, как, скажем, темные делишки, но у каждого свои предпочтения!
Хью поднес кубок к губам и устремил на нее внимательный взгляд поверх иззубренного края. В тусклом янтарном свете лампы глаза его, казалось, слегка мерцали. Их глубина заставила Филиппу вспомнить о дорогом стекле, которое дядюшка Лотульф заказал для своего кабинета. Ребенком она любила сидеть на подоконнике и следить за оживленной жизнью улицы сквозь толстое пузырчатое светло-зеленое стекло. Казалось, она смотрит на подводный мир, полный самых разных созданий и ничуть не похожий на обитель старого книжника, тихую гавань, где оказались они с сестрой. Там, в этом светло-зеленом мире, дети кричали и прыгали в свое удовольствие, и хотя им приходилось зарабатывать себе на жизнь тяжким трудом, они брали свое в шумных играх. И они смеялись, смеялись по любому поводу, сколько душе угодно…
– Что случилось?
Девушка опомнилась и отвела взгляд, краем глаза заметив в ухе Хью очень странную серьгу: не подвеску, а плоское золотое колечко с языческим орнаментом. Филиппе приходилось видеть нечто подобное только у чернокожих, но никак не у людей своего круга. Заметила она и еще кое-что. На носу у Хью, у самой переносицы, виднелась красная припухлость.
– Это моя работа? – ужаснулась она. – Мне страшно жаль!
– Не говорите ерунды! Это был чуть ли не единственный разумный ваш поступок в том переулке.
– Но если нос сломан…
– Вы себе льстите. Чтобы сломать нос, нужен удар посильнее. Вам просто посчастливилось попасть по перелому, которым я обязан Грэхему Фоксу. Мы тогда изрядно поколотили друг друга.
– Как, разве вы не дружили?
Филиппа, наконец, отведала кларета и нашла, что на сей раз он против обыкновения не разбавлен.
– Мы дружили, просто не сошлись во мнениях. Это касалось моей сестры. Драка помогла нам прийти к соглашению.
– А просто поговорить вы не могли?
– Вот и видно, что вы не знаете мужчин, – заметил Хью, заставив девушку встопорщить перышки.
– Вы очень ошибаетесь! Меня всю жизнь окружают одни мужчины.
– Школяры и магистры? Их вы называете мужчинами? Это все равно, что назвать мерина жеребцом! Они и сами понятия не имеют, что такое быть мужчиной.
– И что же это такое? Готовность пускать в ход кулаки при первом удобном случае?
– Именно так, если опасность угрожает человеку, который дорог мне или моей стране.
– Или если при этом хорошо заплатят, – добавила Филиппа ехидно.
Хью снова глянул на нее поверх края кубка. Он больше не улыбался.
– Может, все-таки стоит прочесть письмо лорда Ричарда?
Ах да, письмо! Она достала свиток пергамента и с минуту разглядывала громадную печать с изображением человека на троне – очевидно, короля Генриха. Убедившись, что письмо действительно адресовано ей, девушка сломала печать, вытянула шнурок и с хрустом развернула пергамент.
Глава 3
Опершись локтями на изрезанную столешницу, Хью потягивал вино и смотрел на погруженную в чтение Филиппу. При этом он размышлял о том, как она отреагирует, узнав, по какой причине удостоилась внимания юстициария, и какое будущее тот ей уготовил. Впрочем, лорд Ричард мог счесть эту информацию чересчур деликатной, чтобы доверить ее листу пергамента, и рассчитывал, что Хью сам доведет до сведения Филиппы всю подоплеку этой истории.
Выяснить это предстояло очень скоро.
Филиппа читала, сосредоточенно сдвинув брови, отчего между этими широко распахнутыми черными крыльями пролегла тонкая морщинка. Серьезное выражение ее лица ни мало не гармонировало с тонкими чертами и небрежно переброшенными на грудь косами, иссиня-черными, как вороново крыло. Хью скользнул взглядом по аккуратной дорожке пробора, задержался на выбившемся локоне, все еще влажном и потому трогательно прилипшем к щеке. Ощутив его взгляд, девушка машинально заложила локон за ухо.
– А ведь и в самом деле… – вдруг сказала она, не скрывая удивления. – Лорд Ричард хочет, чтобы я была шпионом короля!
Хью подавил улыбку. При всем своем изрядном образовании и недюжинном уме, она выглядела по- детски простодушной из-за удивленного выражения огромных глаз. Сама она, конечно, понятия об этом не имела и считала, что знает жизнь. На ее поведении, несомненно, сказалось многолетнее затворничество в доме каноника Лотульфа, а потом в стенах учебного заведения, хотя, услышав это, она наверняка пришла бы в негодование. По мнению Хью, Филиппа де Пари не подходила для миссии, которую ей намерен был поручить королевский юстициарий, но он не собирался оспаривать мнение лорда Ричарда, второго человека в Англии после короля. Пятнадцать лет военной службы научили его беспрекословно
