для меня, вот и все, я хочу на тебе заработать. Я не стану учить тебя жить. Поступай как знаешь. Договорились, землячок? Знай себе пой и зарабатывай мне денежки, поскольку сам я больше петь не могу. Понял меня, друг единственный?
Нино выпрямился.
― Я буду петь для тебя, Джонни, ― проговорил он невнятно, еле ворочая языком. ― Я нынче пою лучше тебя. Я и всегда лучше пел, ты хоть это понимаешь?
Джонни остановился, пораженный: так, значит, вот в чем дело. Он знал, что, пока у него обстояло нормально с голосом, Нино попросту не мог числиться в одной с ним категории ― никогда, даже в те далекие годы, когда они пели вдвоем еще подростками. Он видел, что Нино, покачиваясь на неверных ногах в свете калифорнийской луны, ждет от него ответа.
― А я тебя тоже в гробу видал, ― сказал он ласково, и они покатились дружно со смеху, как в минувшие дни, когда оба были молоды.
Когда до Джонни Фонтейна дошла весть о покушении на дона Корлеоне, к его тревоге за жизнь Крестного отца с первых минут стало примешиваться сомнение, получит ли он теперь деньги на производство своих картин. Он собрался было в Нью-Йорк, чтобы проведать своего крестного в больнице, но ему сказали, что дон Корлеоне первый воспротивился бы поступку, который неминуемо получит неблагоприятное освещение в прессе. Джонни оставалось ждать. Через неделю прибыл посланец от Тома Хейгена. Договоренность о ссуде на постановку картин оставалась в силе, только не на пять сразу, а по одной поочередно.
Между тем Джонни предоставил Нино свободу осваиваться в Голливуде и Калифорнии по собственному усмотрению, и его старый приятель делал заметные успехи в близком знакомстве с контингентом местных кинозвездочек. Изредка Джонни вызывал Нино к себе по телефону и вывозил куда- нибудь скоротать вместе вечерок, но никогда и ни в чем не пытался давить на него. Однажды, когда зашел разговор о покушении на дона Корлеоне, Нино заметил:
― Знаешь, я как-то попросился на работу в организации ― и дон меня не взял. Мне тогда осточертело вкалывать на грузовике, хотелось прилично зарабатывать. А он мне знаешь что сказал? Каждому человеку, говорит, назначено судьбой свое ― и тебе на роду написано быть артистом. В смысле, что рэкетира из меня не получится.
Его слова навели Джонни на размышления. Он думал о том, как сметлив и проницателен должен быть его крестный отец, если сразу определил, что от такого, как Нино, в ремесле рэкетира не будет проку ― либо засыплется, либо его прикончат. Сморозит шуточку некстати ― и прикончат. Но откуда дон знает, что Нино суждено стать артистом? Да оттуда, черт возьми, что стать им, по расчетам дона, ему рано или поздно поможет Джонни Фонтейн! А на чем он основывался в своих расчетах? Очень просто, думал Джонни, он обронит при мне словцо, а я за него ухвачусь как за способ выразить свою благодарность. И нет чтобы попросить напрямик. Лишь дал понять, что я бы этим его порадовал... Джонни вздохнул. Но теперь Крестный отец сам пострадал, попал в беду, а Вольц роет его крестнику яму, и неоткуда ждать подмоги ― так что прости-прощай заветный «Оскар». Только дон, с его личными связями, мог нажать на нужные пружины, и к тому же у семейства Корлеоне сейчас полно других забот. Джонни предложил им свою помощь, но Хейген коротко, сухо отказался.
А пока шла полным ходом подготовка его первой картины. Писатель, автор сценария фильма, в котором только что снялся Джонни Фонтейн, дописал новый роман и приехал по его приглашению, чтобы лично, без посредников, без ведома студий-конкурентов вести переговоры. Его вторая книга идеально отвечала всем пожеланиям Джонни. Прежде всего, главному герою не придется петь ― плюс лихо закрученный сюжет, женщины, секс и одна роль, скроенная, как моментально определил Джонни, точь-в- точь по мерке Нино. Персонаж разговаривал, как Нино, так же вел себя ― даже внешне выглядел так же. Просто наваждение. От Нино потребуется только быть перед камерой самим собой.
Работа спорилась. Джонни обнаружил, что разбирается в кинопроизводстве куда лучше, чем полагал, но заведовать производством он все же пригласил толкового профессионала, который угодил в свое время в черный список и теперь мыкался в поисках работы. Джонни не пытался извлечь выгоду из его затруднительных обстоятельств, а заключил с ним контракт на справедливых условиях и чистосердечно признался:
― Я таким образом рассчитываю с вашей помощью сократить себе расходы.
Он несколько растерялся, когда заведующий производством пришел и объявил ему потом, что нужно дать в лапу профсоюзному заправиле ― в пределах пятидесяти тысяч долларов. Возник ряд затруднений, связанных со сверхурочной работой и контрактами, так что трата себя оправдает. У Джонни зародилось подозрение, не норовит ли его подчиненный сам нагреть руки за его счет, и он ответил:
― Пришлите ко мне этого профсоюзного молодца.
Профсоюзным молодцем оказался Билли Гофф. Джонни сказал ему:
― Я думал, нужные колеса в профсоюзе подмазаны. Друзья предупредили меня, что я могу быть относительно этого спокоен. Совершенно спокоен.
Гофф сказал:
― Кто это вас предупредил?
― Вам не хуже моего известно ― кто. Я не собираюсь называть его имени, но раз он говорит, значит, так оно и есть.
― Обстановка изменилась, ― сказал Гофф. ― У вашего знакомого неприятности, и его слово больше не имеет силы на Западном побережье.
Джонни пожал плечами:
― Зайдите ко мне через пару дней, хорошо?
Гофф усмехнулся:
― Ради бога, Джонни. Только звонок в Нью-Йорк вам мало чем поможет.
Однако телефонный звонок в Нью-Йорк помог. Джонни позвонил в контору Хейгена. Хейген отвечал однозначно: не платить.
― Если ты этому прохвосту вздумаешь хоть десять центов дать, лучше не попадайся потом на глаза своему крестному. Ты нанесешь урон престижу дона, а он этого себе в настоящее время позволить не может.
― А нельзя мне самому поговорить с доном? Или ты бы поговорил. Понимаешь, необходимо двигать картину...
― Говорить с доном сейчас нельзя никому, ― сказал Хейген. ― Он слишком плох. Я посоветуюсь с Санни, как уладить твои дела. Но в данном частном случае я уже решил. Не давай этому ловкачу ни гроша. Если что-нибудь переменится, я тебе сообщу.
Джонни в сердцах бросил трубку. Неурядицы с профсоюзом способны взвинтить стоимость фильма на целое состояние, да и вообще развалить всю его затею по кирпичикам. Он заколебался на мгновение ― не умнее ли сунуть Гоффу без шума эти пятьдесят тысяч? В конце концов, одно дело, когда говорит дон, Крестный отец, и другое ― когда говорит и распоряжается Хейген. Но все же он решил выждать несколько дней.
Этим решением он сберег себе пятьдесят тысяч долларов. Через два дня тело Гоффа со следами пулевых ранений нашли в спальне его дома в Глендейле. О претензиях со стороны профсоюза никто больше не заикался. Джонни был немного оглушен случившимся. Впервые длинная рука дона нанесла смертельный удар так близко от него...
С каждой неделей Джонни Фонтейн все больше погружался в работу: корпел над сценарием, подбирал актеров, вникал в сотни производственных мелочей ― он забыл, что лишился голоса, что не может больше петь. И все-таки, когда названы были имена кандидатов на премию Академии, и среди них ― его имя, ему взгрустнулось, что ему даже не предложили выступить с какой-нибудь из песен, выдвинутых на «Оскара», во время церемонии награждения, которую будут транслировать по телевидению на всю страну. Но он стряхнул с себя уныние и вновь вернулся к работе. Теперь, когда его крестный не в силах был повлиять на ход событий, он уже не надеялся получить премию ― спасибо хоть, что выдвинули кандидатом, это уже чего-то стоило.
