— Да ты, наверное, голодный? Иди руки мыть. Урсула! — повернула мама голову к двери. — Помоги накрыть на стол.
— Бегу, госпожа!
Уже через минуту Середин понял, что попал. Попал жестоко и бесповоротно. Невольница молниеносно и беспрекословно исполняла все мамины поручения и старалась угадать намеки. Сказано поставить тарелки — тут же расставляла. Сказано разложить салфетки — раскладывала. Если хозяйка что-то поправляла — она извинялась и старалась все остальное сделать так же. Просили принести — несла. Просили подождать — стояла и ждала. Ни в чем не сомневалась, ничего по-своему сделать не пыталась, ни в единой мелочи не перечила. Найти в двадцать первом веке на всей планете еще хоть одну такую «умную и воспитанную» девицу было просто нереально.
Но самое страшное: если с обычной подругой он всегда мог «поссориться» и расстаться, то выставить за дверь Урсулу для Олега было весьма проблематично. Куда он ее денет? Жить же постоянно с девушкой в одной комнате, спать в одной постели… Тут мама вопрос о бракосочетании поднимет обязательно. Никаких шансов.
— А ведь у нее еще и паспорта нет… — пробормотал Олег и схватился за голову.
«Ну, Ворон, удружил! Экзамен, видите ли, нужно пройти. Уж лучше с десятком упырей или сотней анчуток сразиться, чем такой приз по результатам зачета получить… Квартиру, что ли, снять? Так на какие шиши? На зарплату слесаря особо не разгуляешься. Да еще одежду покупать. Ой, мама, роди меня обратно!»
Совершенно неожиданно для Середина его матушка, решив превратить ужин в маленький праздник, выставила на стол из морозильника бутылку водки. Урсула такого напитка, естественно, не знала и уже после двух рюмок заметно опьянела. Язык у нее развязался, и невольница разразилась длинным монологом: о том, сколь великим счастьем было оказаться пленницей такого прекрасного господина, как Олег, великого душой и деяниями, как она ему предана и как его обожает, а также о том, насколько мудра, великодушна и достойна хозяйка этого богатого дома, какой преданностью и любовью Урсула успела проникнуться к госпоже, и какое для нее счастье созерцать, служить, повиноваться… И так далее.
У ведуна от услышанного быстро завяли уши, однако его матушка речью осталась довольна и даже пару раз подмигнула сыну. Дескать, глянь, как девица на тебя запала. Сама не своя. И не изменит никогда, и скупостью в трудный день не попрекнет, и уют обеспечит, и характером сошлась. Чего еще от будущей жены нужно?
Не дожидаясь, когда рабыня перейдет к воспоминаниям о детстве, а также их общих приключениях, ведун снова налил ей рюмочку, потом еще. Девушка вместо тостов восхитилась текущей из кранов водой, «ящиком с зимой», «самомоющимся» туалетом, после чего резко сомлела и заснула, привалившись к плечу господина.
— Алкоголичка! — недовольно фыркнул Олег.
— Сам ты алкоголик! — вскинулась женщина. — Она весь день на ногах. То готовит, то убирает. Твой свинарник наконец-то вычистила. Устала за день. Ты бы хоть небольшое уважение к ее чувствам проявил, чурбан стоеросовый! Я, может, сегодня впервые в жизни отдохнуть за день смогла. На диване посидеть, а не крутиться с утра до вечера, как белка в колесе.
— Ну, если она тебе так нравится, тогда я ее к себе поселяю.
— То есть как это «поселяю»? — насторожилась матушка.
— Как свою пленницу. Будет здесь жить, ночью у меня спать, днем за тобой ухаживать.
— Подожди, Олег! Я вовсе не это имела в виду… Я же ее не знаю совсем! А вдруг… И потом… У нее же свой дом есть, родители…
— Не бери в голову. — Середин поднял Урсулу на руки и понес в соседнюю комнату.
— Подожди, Олег! — поспешила следом мама. — Ты ведь шутишь, да?
— Разве такими вещами шутят? — оглянулся ведун через плечо. — Она тебе понравилась? Значит, берем.
Отнеся невольницу на постель, Середин вернулся и положил на стол перед матерью лист бумаги и ручку:
— Вот, пиши. Что девушке нужно из одежды и обуви, какие размеры, чтобы на Урсулу подошло, сколько, как выбирать?
— Это какой-то бред, Олег, — мотнула она головой. — Ты можешь объяснить, что происходит?
— Почему бред? Издержки рабовладения. Пленницу нужно кормить, поить, одевать…
— Вы с ума посходили, малолетки?
— Почему «посходили»? Ты же сама видела, у нее из одежды даже носка нету!
— Но причем тут… Ты, что ли, ее одевать собираешься?
— Ты же сама сказала, что она тебя устраивает. Вот я ее и оставляю.
— Ничего не понимаю… — прикусила губу женщина. — Ты можешь мне внятно объяснить, что происходит?
— Она будет жить с нами.
— В качестве кого?
— Мама, не вдавайся ты в эти дебри, — небрежно отмахнувшись, предложил ведун. — Ты же знаешь нынешнюю молодежь. У нее свои странные игры, отношения, новые нравы.
— Это ты про кого?
— Про нас с Урсулой. Коли боги захотят, что-нибудь и получится. Главное, чтобы она тебе понравилась.
— Ладно, Бог с вами, — сломалась женщина. — Она и вправду хорошая девочка.
— Тогда пиши.
— Почему я? Ты у нее самой спроси, чего она предпочитает.
— Кого спросить? Забыла, как ты ее напоила? Она, дурочка, еще и завтра целый день похмельем маяться будет.
— Я-а напоила?! А кто ей тут подливал?
— Какая разница, кто? Главное, что спрашивать некого и незачем. Пиши, мама, пиши. И, если можешь, добавляй, сколько это стоить будет.
— Ладно.
Матушка приступила к работе, а ведун облегченно перевел дух: слава Сварогу, с пребыванием Урсулы у них дома проблем не будет. По крайней мере, первое время. Но радость его длилась недолго — до тех пор, пока женщина, пробежавшись пером по списку, не подвела снизу жирную черту:
— Вот, пожалуй, первое время этим можно обойтись. Если без верхней одежды, то тысяч в десять уложится.
— Сколько?! — выхватил у нее бумажку Олег. — Откуда столько? Ничего себе… Зачем ей столько трусов?
— Женщины, в отличие от тебя, охламона, каждый вечер моются и потом чистое белье надевают.
— Японский городовой! Фланелевый костюм, халат…
— Ей нужно в чем-то дома ходить?
— Джинсы, три юбки, столько же колготок…
— В джинсах делами заниматься, юбки — чтобы выходить. Не одну же ей все время таскать? А колготки вообще чуть не каждый день рвутся.
