Король хмыкнул, не подтверждая и не опровергая эти слова. Сейчас его интересовало другое.
– Ты огранил рубин койфита так, что даже я не способен по виду отличить его от талисмана, - произнес он. - Скажи, как тебе это удалось?
Слезы текли по щекам Фарнана, но в глазах сверкнула гордость.
– Я - мастер, - тихо прошептал он. - Я - мастер из мастеров! Четырежды я видел камень в твоих руках, мой властелин… Этого достаточно.
Ярость Конана внезапно улеглась. Сидевший перед ним человек был виноват, но вину свою знал, в содеянном раскаивался и пощады не просил. Он ее и не получит, решил король. Всякий проступок достоин наказания, а этот, граничивший с изменой и святотатством - тем более.
Отступив на шаг, Конан окинул ювелира суровым взглядом и произнес:
– Ты рассказал правду, Фарнан, и я не стану тебя ни судить, ни наказывать, не стану выкалывать глаза и отрубать руки. Пусть тебя судьей тебе станет бог! Через половину луны ты придешь в мой дворец, Фарнан. Если сын твой будет жив еще к тому времени, ты придешь с ним, и мы испытаем целительную силу камня. Если нет… Если нет, считай, что тебя покарали боги, Митра и Ариман! - Он резко выдохнул и закончил: - Таков мой приговор! Иди!
– Ты справедлив и милостив, владыка… Благодарю тебя.
Поднявшись с табурета, ювелир склонил голову, затем, шаркая, поплелся к дверям. Плечи его поникли, и казалось, что он тащит некий невидимый, но неподъемный груз; туника над худыми лопатками потемнела от пота.
– Лучше бы ты его ослепил, - вдруг произнес Паллантид, провожая Фарнана взглядом. - Или снял с него голову, мой повелитель. Можно сделать и то, и другое, исцелив сперва его сына. Я думаю, он бы не возражал.
Конан скосил глаз на посла, придавленного паллантидовым сапогом, и склонился к уху своего начальника стражи. Тот был высок, но даже рядом с ним король выглядел настоящим гигантом, так что наклониться ему пришлось пониже. Чуть шевеля губами, Конан прошептал:
– Клянусь Кромом, сейчас я никого не могу исцелить. Камень, что был в сокровищнице - тоже подделка.
Паллантид вздрогнул, смуглое лицо его потемнело от прилившей крови.
– Укра… - начал он, но король зажал ему рот огромной ладонью, продолжая нашептывать в ухо:
– Украли! Да, украли - может, нынешней ночью, а может, четырьмя днями раньше. Этого я не ведаю! Но знаю другое: мы должны вернуть талисман за половину луны. До моего отъезда к войску!
– Однако чары, охранные чары… - Паллантид машинально коснулся виска. - Я бы почувствовал, если б в подземелье вошел кто-то чужой… Как сегодня утром…
– Нергал с ними, с чарами! Чары можно наложить, а можно и снять! Но сделал это не койфитский слизняк, - Конан бросил взгляд на сира Лайоналя, по-прежнему распростертого на полу. - Его опередили! Не знаю, кто… один из послов, нанятый грабитель или маг, кто угодно… Камня, однако, нет!
Теперь щеки Паллантида побледнели и запали, а гордый орлиный нос уныло свесился над сухими узкими губами. Выглядел он сейчас немногим лучше, чем утром, когда охранное заклятье Хадрата перетряхнуло ему мозги, устроив в голове колокольный звон. Причина этой внезапной трансформации Конану была ясна: за сохранность талисмана Паллантид отвечал жизнью.
– Я виноват… - пробормотал он. - Виноват, государь! Моя голова…
– Твоя голова мне еще пригодится, - буркнул Конан. - А теперь давай-ка допросим этого койфитского шакала.
Паллантид, наклонившись, вздернул сира Лайоналя вверх. Недолгое пребывание в темнице явно пошло койфиту на пользу: выглядел он устрашенным и, видимо, уже не собирался потчевать короля байками о вороне и ожерелье своей супруги. Его пышный кружевной воротник был разодран, щегольская туника покрылась пылью, а на спине, у шеи, отпечался след паллантидова сапога.
Оглядев койфитского посла с ног до головы, Конан сказал:
– К тебе, крыса, у меня только один вопрос. Не о ювелире и не о том, для чего ты забрался в мою сокровищницу; это я и так знаю. Скажи-ка мне, где ты раздобыл порошок черного лотоса и зелье, превратившее замки в ржавую пыль? Только подумай, подумай хорошенько… Я не поверю, что все это тебе принес ворон, в обмен на камешек из ожерелья твоей супруги. Попробуешь соврать, потеряешь голову.
Дрожь ужаса сотрясла щуплое тело Лайоналя.
– Черный колдун… - пробормотал он, - черный колдун, стигиец, дал мне порошок и зелье… Пощади, владыка! Пощади, милосердный! Я не лгу!
– Теперь, я думаю, не лжешь. Выходит, все, что нужно, ты получил от стигийца… Даром?
– Даром, повелитель! Он только хотел… хотел… чтоб ты лишился талисмана… Он обещал помочь мне отвезти камень в Коф, к моему господину Страбонусу…
– Не уверен, что ты добрался бы туда, глупец! - рявкнул Конан. - Ну, ладно… Как, ты говоришь, звали того колдуна?
– Нох-Хор, - пробормотал койфит. - Нох-Хор, владыка. И видом походил он на жреца Сета…
– Где ты с ним встречался?
– У торговых рядов на главном базаре и на окраине Тарантии, за городскими воротами, вблизи Южного тракта… Он приходил сам… не знаю, где он прячется… Клянусь! Тощий, высокий, грязный, в черной хламиде… Страшный!
Конан переглянулся с Паллантидом. В приемном покое вдруг то ли повеяло ледяным дыханием ванахеймских равнин, то ли пахнуло жаром стигийских песков, и свет, изливавшийся в широкие окна, будто померк; оба, и король, и его военачальник, ощутили знобящее прикосновение ужаса. За спиной сира Лайонала, глупца и болтуна, внезапно возникла фигура в черном - призрак далекой Стигии, смутный, но полный угрозы, предвещающий опасности и беды.
Король опомнился первым. Повернувшись к двери, он кликнул Альбана, велел отправить бывшего койфитского посла в подземелья Железной Башни и, когда воины вытащили подвывающего от страха сира Лайоналя за порог, сказал:
– Ищи стигийца, Паллантид! Ищи и тех, кого он мог подкупить, соблазнить или запугать. Печень Крома! Я думаю, любой из посланников может стать его орудием… или уже стал…
– Надо обыскать их покои, - задумчиво произнес Паллантид. - Мы скажем, что койфитский шакал покушался на твою особу, пытался отравить тебя по наущению жрецов Сета. И еще скажем, что он запрятал отраву во дворце - быть может, в комнатах остальных послов.
– Хорошо, обыскивай. Но это половина дела! Нужно проверить весь темный люд в Тарантии, воров и грабителей, знахарей и колдунов, что таскаются по базарам. Вдруг они слышали о стигийце или о том, что кто-то покушается на королевскую сокровищницу…
– Может, какой-нибудь чернокнижник сумеет разыскать камень, - заметил Паллантид. - Не все же они жулики!
– Не все, - согласился Конан, - но большинство. Собери их! Завтра! Только не во дворце, а в сараях за конюшней - в том, что ближе к зверинцу. Я с ними поговорю. Гвардейцев поставь вокруг человек пятьдесят, и сам будь со мной. И мастера Хриса приведи. С плетью и веревкой!
Капитан Черных Драконов поклонился.
– Все будет исполнено по твоей воле, государь! А что до мастера Хриса, так всегда ходит с плетью и веревкой.
*) Шадизар и Аренджун - два крупнейших города Заморы, прославленных своими искусными ворами и грабителями. В юности Конан обучался там воровскому ремеслу (примечание автора).
Глава 5. Маги, грабители и послы
Утро следущего дня выдалось на редкость солнечным; око Митры, поднявшись над широкой долиной Хорота, озарило опочивальню королевы чудным, каким-то бело-розовым светом. Блестели нити шелковых занавесей, сочные узоры ковров сливались в одно яркое многоцветное пятно, серебряные и бронзовые светильники на стенах сверкали яркими отблесками, а в хрустальных сосудах для омовения свет дробился на
