— Во, все так говорят. А какой толк от меня был — тонны бумаги переводил, чтоб родная контора процветала, чтоб начальничек как в песне: все выше, и выше, и выше, да? Кстати, ты, наверно, тоже конторский?
Игорь подумал и согласился.
— Вот так, — обрадовался бородатый, — я ведь нашу чиновничью косточку за версту вижу! Вон, видал ханыг, что здесь вертятся?
— Попробуй не увидь! — Игорь поднял воротник, отвернулся.
— Как братья родные, да? Да! На них на всех будто печать одна, верно? Верно! Вот и на нас, служивых, одна печать. Только другая. А я от своей избавиться хочу, уже полтора года сдираю ее с себя. Куда там! Это на полжизни.
— Почем испанец? — поинтересовался мужчина в барашковой шапке, давно стоящий рядом.
— Да иди ты, не продается, — отмахнулся бородатый. А Игорю пояснил: — Ходит тут, приценивается, а сам никогда не берет. Может, и стукач.
— Боишься?
— Не боится знаешь кто? — вопросом на вопрос ответил бородатый. И Игорь подумал, что за этим последует одна из приевшихся поговорок. Но бородатый ткнул пальцем в парня, что стоял метрах в семи, ка отшибе. Парень был в кожаном пальто и заметно дрожал. — Вот кто не боится. У него папа книжечки по списочку получает, усек?
— Не трепи, — сказал Игорь, лишь бы сказать что-то.
Бородатый промолчал, давая понять, что об очевидных вещах он спорить не собирается. Но хватило его не надолго.
— А мы своим трудом живем. Трудом и риском. А риск, сам знаешь, какое дело — благородное, это в любом учебничке прописано.
Игорь понял, что с бородатым миндальничать не следует. Да и не ждет тот деликатностей — нужны они ему!
— Небось выперли из конторы-то? — спросил он.
— Ой, да из нашего… — парень назвал Игорю его родной институт, — еще никого не выпирали, пока он caw себя не ъыпрет.
У Игоря по груди разлилось тепло. Ничего себе! Почему же он не помнит этого парня? И он уже собирался спросить из какого отдела тот. Но вовремя прикусил язык. Раскрываться не стоит, ни к чему это. Он вгляделся в лицо парня — и что-то знакомое уловил в нем: видел, точно, видел, только без бороды. Но бороду-то отрастить недолго, нехитрое это дело. А вдруг и тот его узнал, но молчит, ждет, пока Игорь сам признается? Ему стало как-то неуютно, как бывает, когда выходишь перед всем залом в инстиуте получать грамоту или еще какую награду — весь на виду, а сам ничего в эти моменты не видишь. Но скорее всего, он ошибался — парень вел себя так, что не чувствовалось в нем подвоха. Просто не чувствовалось, и все.
— Несчастные люди, я тебе скажу, — бородатый снова перешел на доверительный шепот, — я, по всем нормам, нарушитель, чего там — преступник, можно сказать, а им не завидую. И тебе тоже, контора! Думаешь, мне деньги нужны? Да пропади они пропадом, я после них руки по полчаса мылом отмываю! Я б и на сто рублей вот так жил, — бородатый поднес ребро ладони к своей бороде, — это для баб: что ни делай, лишь бы получка вовремя, а мне — польза нужна, не могу, понимаешь, без пользы вкалывать, да еще деньги за то получать… Сам знаешь, нас таких восемнадцать мильенов, в газетах писали. Читал? Теперь вот — на одного меньше!
Игорь вдоволь и до этой встречи за свою жизнь наслушался подобных речей, и они ему осточертели. Да и сам бородатый становился все более и более неприятен. Но то, что это парень из их «конторы», не давало ему уйти или прервать болтовню.
— Нашел бы другое место, с пользой, — вставил он, не переставая глядеть по сторонам, вглядываться в корешки.
— За норвежца два с полтиной даю! — влез между ними здоровый мужчина в вельветовой шляпе и синей телогрейке. Он шумно сопел. Так, что бородатый даже отшатнулся.
— Только на обмен, — сказал он твердо.
— Ну и дурак! — еще тверже ответил мужчина в телогрейке и ушел.
Бородатый не обиделся на «дурака», наверное, и не увидел в том оскорбления.
— Легко сказать — нашел бы другое место. Пойди — найди! Каждая контора, как замок средневековый, круговую оборону держит, узнавать, чем будешь заниматься, приходится уже по ходу дела, после приказа о зачислении, понял?
— А ты не суйся по конторам. Других мест нет, что ли?
— Я полгода на линии проработал, связистом, понимаешь. Так плюнул и убежал во все лопатки. Хочешь верь, хочешь сам проверь — после конторской работенки не то что квалификацию теряешь, это слабовато сказано, а вообще ни на что уже не годен! Ты думаешь, я помню, чему меня в институте учили?
— Не думаю, — согласился Игорь.
— А думаешь, ты помнишь? Молчишь, вот так-то, знаешь, что баки забить можно, вон, Васе в клетчатом кепаре, а мне нет.
Игорь пожалел, что ввязался в дискуссию: дай волю настроению — и все можно в черный цвет перекрасить, или наоборот. А толку-то? Жизнь, она все равно полосатой остается и разноцветной — рядись в любые тоги — и все прав будешь. Но только на словах.
— Фаворита за свои детективы хочешь? — поинтересовался парнишка, по виду восьми- девятиклассник с тремя темными волосинками на верхней губе и совсем детскими глазами.
— Оставь себе, — ответил бородатый, — и чтоб больше не подходил, шел бы домой — уроки учить!
— Тебя забыл спросить, — уходя, бросил школьник.
— Больно ранние пошли! — сказал бородатый Игорю.
— Почем испанец? — снова поинтересовался мужчина в барашковой шапке.
Бородатый вздохнул и спрятал детективы в сумку, достал какую-то тоненькую книжку Стругацких. Мужчина, покачивая своей кудрявой шапкой, отошел.
— Еще раз спросит — в лоб получит! — заверил бородатый.
Игорь усмехнулся — бородатый был явно не из тех, кто любит кулаками работать. Посмотрел на часы — скоро три, уже не полдня потеряно, а, считай, весь день. Солнце как-то незаметно пропало с небосвода, растворилось в мути и серости. Вместе с ним пропало настроение. Игорь стоял и притопывал становилось холодновато. И не мешало бы перекусить. Но нет, только до победного! Бородатый вещал что-то свое. Игорь почти не слушал, кивал невпопад. Думал. Книгомания! Что за бред, откуда? Каким чертом принесло эту болезнь? И сколько еще можно прикрываться тем, что у нас народ самый читающий в мире? Да, самый читающий, кто спорит! Тут и спорить смешно, если по данным английской статистики, Игорь своими глазами видел, в Англии слышали о Шекспире не больше двадцати процентов населения — только слышали! А сколько его читали? Безусловно, самый читающий! Опять-таки, если верить официальному докладу в Конгрессе, который сами штатники сделали пару лет назад, после того, как подсчитали, — тридцать процентов просто неграмотны! еще двадцать грамотны, но не настолько, чтобы осилить нечто отличающееся от комиксов. И как не верить? Ведь сами себя сосчитали, сами и заявили на весь свет. А у нас еще у иных крепостных библиотеки были в сотни томов, а в одиннадцатом веке, когда супруг Анны Ярославны французский король вмест о подписи на брачном свидетельстве крестик ставил, население городов русских от простого люда, ремесленников посадских до бояр и выше было поголовно грамотным поди-ка поспорь с фактами, с археологическими находками! Самый читающий — и был, и остается! Но что это — тиражи миллионные, книг сотни миллиардов — и все мало? Сколько раз доводилось Игорю держать в руках книги с тремя, пятью, семью штемпелями магазинными. И книги были в отличнейшем состоянии, нечитаные. Но зато успевшие сменить кучу владельцев. Обмен ради обмена, приобретение ради приобретения — книга превращалась в товар уже без всяких кавычек. И не отговоришься тем, что народ читающий самый! Нечитаные книги-то ходят по рукам! Конечно, не все еще больны книгоманией, далеко не все, малая часть. Но ведь на глазах все происходит, не за морями-долами: все больше становится народа на толкучках, все больший доход приносят обменные отделы магазинов. А если поинтересоваться у психиатров,
