Пак наконец заставила себя сосредоточить взгляд на следователе, на его пухлом белом лице. Это ей стоило огромных усилий.
— Чего ты хреновину порешь, легавый! Какая маска?! У нее была рожа, как в фильмах ужасов, еще хуже — какая-то… знаешь, как у большой круглоголовой ящерицы, понял! Она была выше любого человека на голову, руки, ноги — все с когтями! Не просто же так у старого жирного борова, у этого гада Хромого, крьппа поехала! Он чокнулся со страху! А Хромого маской не напугаешь! Я бы тоже, может, чокнулась, но я уже торчала, легаш, видно, это и спасло меня.
— А это не могло быть галлюцинацией?
— Вы осматривали место?
— Да.
— Ну и что?
— Ты, наверное, права! После галлюцинаций таких следов не остается. Там все выжжено!
— То-то! Соображаешь, легавый! Не-е, ты не обижайся на меня, комиссар, но раз эта тварь не сдохла и не свалилась с неба, то вы ее навряд ли поймаете! Скорей, она вам всем задаст шороху!
Грумс переминался с ноги на ногу. Опять ничего путного ему не удавалось выбить. Все вокруг да около, а уцепиться не за что! Прямо бесовская возня какая-то, заколдованный круг — рожа, когти, небеса.
— Я скажу тебе точно, не лезь ему поперек дороги, хуже будет! Вон, Хромой, он набил эту тварь свинцом, как рождественского гуся набивают яблоками, он напрочь перебил ей обе руки, вышиб глаз — он же долбил ее из ручного пулемета, почти в упор!
— И что?!
— А то! Она на одних ногах, вся изодранная в клочья, обливаясь кровью, влезла по гладкому стволу… и пропала. Там еще стемнело перед этим, наверное, ее забрал вертолет, я так понимаю! Но ты бы видал, комиссар, как она лезла. Это была нечеловеческая сила и ловкость.
Грумс обернулся к доктору.
— Я вас попрошу, пожалуйста, выйдите на минутку.
Тот удивленно приподнял брови. Но вышел.
Тогда Грумс подошел к совершенно гладкой мягкой стене.
— Поглядите, может, это будет похоже, — сказал он.
И утопив ладони в пластике, подтянул вверх свое грузное, совершенно неподъемное на вид тело, тут же переставил ладони выше — одну за другой, и оказался под самым потолком, на высоте четырех метров. Затем он, не оборачиваясь, спрыгнул на пол, мягко, бесшумно.
— Ну что, похоже?
Когда Грумс повернулся, Пак Банта валялась на полу без чувств. Он бросился к ней. Ударил по щеке, потом по другой.
Банта открыла глаза.
— Сгинь! Сгинь, чертово отродье!!! — заорала она во всю глотку неожиданно вернувшимся голосом.
Врачеватель ворвался внутрь камеры с двумя санитарами. Эти бравые ребята тут же прижали бьющуюся в истерике женщину к полу. Поглядели на врача. Тот в свою очередь поглядел на комиссара.
— Будете еще беседовать?
Грумс откашлялся, оправил помявшиеся брюки, качнул головой.
— Да нет! Пожалуй, и так все ясно!
Коротковолосый крепкий парень вперся в кабинет Грумса словно в собственную квартиру. Из-за плеча его выглядывало настороженное личико мулатки. У нее были испуганные глаза и пухлые губы.
— Вы тут, что ли, занимаетесь этим делом? — спросил парень довольно-таки грубо.
— Каким именно? — поинтересовался комиссар.
— Не притворяйтесь, — недовольно проворчал парень. — Вы все прекрасно понимаете. Я хочу помочь немного, — он засмущался вдруг, лицо порозовело, брови насупились. — Я был приятелем нашего сержанта, того самого, Тукина.
Грумс предложил сесть.
— Нет, мы на минуточку, — парень заложил руки за спину, — я вам одно хочу сказать, не верю я, что сержанта сожрала эта тварь, враки все это! Они оставались вдвоем с этим малайцем, с узкоглазым Кимом, комиссар. И хотя мне не полагается подозревать собственных командиров, я вам скажу, тут дело неладно.
Грумс оттопырил нижнюю губу. Ему уже порядком надоела вся эта путаница. Пора было сдавать дело в архив. И спокойненько досиживать свой срок, не вмешиваясь ни в какие темные аферы, пусть там замешаны хоть инопланетяне, хоть черт с дьяволом, хоть политиканы!
— Я не доверяю нашей армейской разведке, комиссар. Им все до лампочки…
— Вы очень мнительный, э-э…
— Дик! Меня зовут Диком, комиссар.
— Вы просто слишком впечатлительны. Дик. Все же предельно ясно. Зачем вам ломать себе голову?! Это же не ваша работа. Дик, верно? Вам же за нее не платят?
— Наплевать! Пускай не платят. Мое дело сказать, а вы сами решайте. Но я советую вам присмотреться к узкоглазому! Вы видали когда-нибудь, чтоб нормальный человек запрыгивал с земли в окошко на втором этаже, а?
Грумс вздрогнул. Это было очень интересно.
— А вот мы с этой девочкой видали! — парень вытолкнул мулатку вперед. Скажи!
— Ага-а! — сказала мулатка и снова спряталась за спину парня.
— Ладно, разберемся, — заверил Грумс. И встал, давая понять, что прием окончен.
Когда эти двое вышли, он снял трубку телефона. Набрал короткий номер.
— Машины есть? — осведомился он. — А когда? Минут через пять? Лады!
Не прошло и десяти минут, как он снова трясся в этой грохочущей своими винтами «стрекозе». Пилот на него не смотрел, он не переставая жевал какую-то бесконечную жвачку, и ему было совершенно наплевать на сменяющихся пассажиров, будь те комиссарами или же их подопечными.
Зелень внизу была непроглядная — недаром многие называли этот лес самыми настоящими джунглями. Но все же они быстро разыскали ту ухоженную поляну с двухэтажным домом посредине.
Савинская не вышла встречать гостя. Она сидела на веранде и пила чай. На этот раз она была аккуратно причесана, свежа и совсем не походила на старуху. Глаза ее были сонными, невероятно глубокими.
— А-а, комиссар?! — воскликнула она, будто обрадовавшись. — Я рада вас видеть, проходите!
Грумс в нерешительности остановился в дверях. Чего-чего, но подобного приема он не ожидал. Он еще ощущал в себе действие стимулятора и потому старался двигаться очень размеренно, не прилагая слишком много сил. Но тут оцепенел от нескольких слов.
Савинская уже достала чашку с блюдцем и наливала гостю чай из огромного крутобокого самовара, явно привезенного из какой-то невероятно далекой и полусказочной России. Движения ее были легки.
— Присаживайтесь, дорогой Грумс, это божественный нектар, а не чай. И не говорите ничего, я даже слушать не желаю! Сначала отдохните, выпейте чашечку, другую.
— Благодарю вас, мадам, — учтиво ответил Грумс. Он попытался улыбнуться, но не смог, наоборот, лицо его стало кислым, глаза заслезились. Ему очень не понравились перемены в хозяйке лесного жилища. Когда он летел сюда, он не хотел верить ни во что, он надеялся, что все его предположения окажутся ложными, что все развеется в прах, разнесется по ветру, а он сам просто-напросто посмеется над собой добродушно и снисходительно, как над простоватым, мнительным Диком и его впечатлительной подружкой. Но выходило иное.
— Вас будто подменили, комиссар! Что, неприятности по службе? Или вы все никак не можете найти этого парня?!
Грумс чуть не поперхнулся.
— Какого парня, мадам?
