В глазах Звяка мелькнула искра надежды — кажется, абориген понял его. Он, подчинившись, опустился на край скамейки и внимательно наблюдал, как, сорвав с прозрачного сосуда с красноватой жидкостью пробку, абориген прижал его горлышко к губам. Выпив половину, абориген протянул сосуд Звяку. Командор, не колеблясь, последовал его примеру, расценив действия аборигена как первый шаг к взаимопониманию.
Легкий туман и блаженство охватили Звяка. Он откинулся на спинку скамейки и прикрыл глаза, чувствуя, как по телу разливается тепло. Словно сквозь вату до его сознания долетали какие-то выкрики, шум и возня. Помедлив, командор приоткрыл глаза: вдоль аллеи, удаляясь от него, два аборигена в синей одежде с дубинками в руках, волокли его собеседника. Смутно соображая что происходит, Звяк встал и шатающейся походкой побрел в противоположную сторону.
Сэм Паркер, подгоняемый пинками полисменов, оглянулся через плечо на сутулую спину старика и пожалел о своей щедрости.
Уличный шум оглушил Звяка Бряка, вышедшего за ворота парка. Картина шумного и многоликого города, тысячи раз виденная командором с борта корабля, предстала в совершенно ином свете. Оглушенный и растерянный Бряк стоял посреди тротуара, обтекаемый бесконечной вереницей аборигенов, обращавших на него внимания не больше, чем на мусор валяющийся под ногами. В последней надежде Звяк Бряк раскинул руки, пытаясь остановить поток аборигенов. Путаясь и сбиваясь, он уже не говорил, а кричал что- то. Заготовленные слова выветрились из памяти. Глаза, наполненные отчаянием, искали малейшей ответной заинтересованности и не находили ее.
Аборигены стали опасливо обходить командора, перекидывались взглядами и крутили пальцами у виска. Рука, неожиданно появившейся фигуры в синем, железной хваткой вцепилась в локоть Бряка и оттолкнула его к стене здания. Перед носом командора недвусмысленно замаячила короткая дубинка. Смотревшие из-за нее глаза, близко поставленные на мясистом лице, не сулили ничего хорошего. Лингофон Бряка, после безуспешной попытки перевести поток слов синего, захрипел и навеки смолк. Синий, так же незаметно, как и появился, исчез в толпе.
Ничего не видя перед собой, на подгибающихся ногах командор безвольно брел по улице, подгоняемый наталкивающимися на него телами.
На кромке тротуара бурлящей городской улицы сидел седой старик с болезненно зеленым лицом. Его руки, упирающиеся локтями в худые колени согнутых ног, судорожно сжимали виски. По сгорбленной спине время от времени волной пробегала дрожь. Старик плакал, не вытирая слез, и они стекали по изможденному лицу на асфальт, образуя небольшую лужицу, возле которой поблескивала мелкая монета, брошенная чей-то жалостливой рукой. Сотни прохожих, окидывая взглядом и тут же забывая сгорбленную фигуру старика, проходили мимо.
Жизнь города текла своим чередом.
Третья мировая война в разгаре
Интервью с писателем Юрием Петуховым От редакции. По многотысячным настоятельным требованиям и просьбам читателей журнала «Приключения, фантастика» и нашей газеты корреспондент «Голоса Вселенной» побеседовал с писателем Юрием Петуховым. Встречу эту было организовать не просто — напряженный рабочий день писателя составляет не менее восемнадцати часов в сутки, а отношение его к газетчикам (и это при том, что он непосредственно связан с «Голосом»!) весьма и весьма субъективное, если не сказать большего. Полностью интервью будет опубликовано в журнале «Приключения, фантастика» и всероссийском вестнике «ПФ-измерение». Мы же даем его текст с большими сокращениями ввиду отсутствия газетной площади. Редакция считает своим долгом предупредить читателя: интервьюируемый по складу характера да и по роду деятельности является человеком эмоциональным, резким, предельно откровенным, далеко не все его высказывания могут понравиться вам, большинство суждений разительно отличается от тех стереотипов, что навязали нам «демократы» и «консерваторы» за годы «перестройки». Редакция надеется, что читатель с терпимостью отнесется к словам писателя, ибо по нашему разумению, не желание обидеть кого-либо, оскорбить или обвинить движут им, а лишь боль, вопиющая, страдающая совесть и отчаяние при виде гибнущей страны, уничтожаемого народа. Особо, впечатлительных, неуравновешенных, а также слабых духом (в наше время это уже нельзя считать пороком) мы просим пролистнуть эти страницы во избежание нервных срывов и расстройств иного рода. А начнем мы с тех вопросов, которые были заключены в ваших письмах…
Корреспондент. Юрий Дмитриевич, по стране о Вас ходят легенды и мифы, читатели нас замучили, причем, что интересно — чуть ли не в каждом письме своя версия: одни считают Вас «узником совести», просидевшим десятки лет в троцкистско-сталинских лагерях и скрываемым от народа, другие утверждают с полной уверенностью, будто бы Вы совсем недавно вернулись из эмиграции, что даже гражданство Вам еще не успели вернуть и что большинство Ваших романов написано на английском языке, а уже потом переведено на русский, третьи намекают, что Вы вообще никакой не писатель, а один из крестных отцов всесоюзной мафии, один из кашалотов «теневой экономики», который скупает все талантливое у бедных, затянутых в наркотические сети авторов и выдает их за свои в жажде не только богатств, но и литературной славы…
Юрий Петухов. Простите, тут Вы мне напомнили совсем иного «кашалота», всесоюзного крестного отца, правда, отнюдь не «теневой» экономики. Не очень-то приятное сравнение, тем более, что никаких «богатств» я своими романами не нажил, чинов и орденов и подавно!
Корр. Это еще не худший вариант! Четвертые вообще не верят в Ваше существование, так и пишут: нет никакого писателя Юрия Петухова, это, дескать, миф! легенда! А есть, как они считают, какое-то творческое объединение одаренных литераторов, художников, публицистов, поэтов, ученых, журналистов, критиков. И им не откажешь в логичности построений: где это видано, чтобы один человек писал и фантастико-приключенческие романы и сугубо научные труды по истории, филологии, лингвистике, чтобы он выпускал книги публицистики и тут же лирические поэмы, стихи — да еще со своими собственными иллюстрациями, не говоря уже про запрещенные работы, которые и поныне не могут пробиться к читателю. Ведь это физически невозможно! Согласитесь!
Ю. П. Может, и невозможно. Но ведь я же сижу перед Вами, а стало быть — существую. Любая экспертиза подтвердит, что все Вами перечисленное, написано одним лицом. Тут, наверное, в другом дело. Мои вещи обрушились на читателя довольно-таки неожиданно — в последний год. Но ведь писались-то они не год и не два. У нас в стране, и не только у нас, существовала, существует и еще долго будет существовать изощренная и многосложная система сокрытия нежелательных авторов. Туг ничего поделать невозможно! Скажем, за последние десять лет советские издательства выпустили всего лишь три моих книги, причем, настолько их изуродовав, переврав и перепортив, что и моими-то я их считать не могу. На прочее же просто был навален тяжеленный свинцовый крест. Газетные и журнальные публикации сокращали, обрезали, искажали до неузнаваемости… Что об этом говорить! У меня ведь нет собственного сыскного агентства, и я не знаю точно — кто именно организовывал травлю в масштабах страны, кто давал негласные инструкции издательствам и редакциям, кто запрещал публикацию обо мне каких-либо сведений кроме порочащих.
Корр. Были и такие?!
Ю. П. Были! И, можете не сомневаться, еще будут. Система работает. После тех инструктажей, которые мне давали в так называемых «вышестоящих органах», после телефонных звонков с угрозами и подметных писем, состряпанных неизвестно кем, у меня никаких иллюзий оставаться не может. Хотя… это все надо пережить. Не будем травить душу читателю.
