душе жалея, что это не серная кислота. Девушки гораздо злее парней. У меня есть фанатки, которые ездят за нами по всей стране. Группиз… Я до сих пор не понимаю, на какие деньги, а главное – зачем? – они покупают билеты. Их нельзя назвать глупыми, сумасшедшими или уродинами. Они красивы, образованы и прекрасно приспособлены к жизни. Но они ездят. Они делают это. Они выясняют на нашем сайте расписание концертов и съезжаются из своих городов к месту очередной оргии. Они уже переспали со всеми музыкантами моей группы. Некоторые переспали с техниками, осветителями и звукорежиссером. Ни одна не прошла мимо постели Вано, концертного директора группы, в просторечии – роуди. Они так часто с нами, что я уже привык к ним, как к членам семьи. «Эй, Лиза! А-а-а-а, ты не Лиза… Таня? Сделай мне кофе, Таня! Кстати, ты оплатила счета за электричество? Нам сегодня понадобится много электричества!» Когда все это закончится, когда мы наконец исчезнем, мне будет их не хватать.
Санта-Страммер молвил как-то своей фанатке в одном кэмденском баре:
Я влюблен в свой цыганский образ жизни. Не потому, что в каждом городе организаторы концертов угощают меня любым химическим составом. О растительных я даже не говорю… Они угощают, ведь им важно установить дружеские отношения с артистом. Мне лишь приятно, что половина из них искренне любят мои песни.
Я люблю гастролировать, потому что я люблю города. Я закоренелый городофил. Идеальный городовой. Если график позволяет, я всегда закладываю в райдер один лишний день жизни в городе, где мы играем. Желательно день после концерта. Весь этот день я копаюсь во внутренностях города со страстью анатома- коллекционера. Я выискиваю, принюхиваюсь, я впитываю в себя город со всеми его ист– и вест-сайдами, с его ап– и даун-таунами. С его деловым сити. Я стараюсь выслушать как можно больше городских легенд, выведать как можно больше историй о подвигах городских сумасшедших, приоткрыть тайну местного значения, я даже знакомлюсь с дворниками. В каждом городе найдется такая мелочь, которую в упор не хотят замечать местные жители. Мелочь, которая засядет тебе в голову и расширит границы твоего мира. Она может вырасти в новую песню. Или – в поступок. Или – в глупость. Или – в новый город. Мелочь, которая невозможна в твоем родном городе. Впрочем, последние семь лет у меня ощущение, что я живу во всех пятнадцати миллионных городах России сразу. Так что у меня нет Родины. Кроме бомбоубежища…
В Ярославле сделали круглосуточное уличное радио. Делавары, как всегда, заплатили городским властям, и радио начинало вещать в шесть утра, на всю улицу… Там никто не мог спать после шести утра. Одинокий старик-ветеран, умирая от сердечного приступа прямо на мостовой, привлек внимание прохожих. Последними его словами были: «Я за вас кровь на войне проливал. Вырубите на хуй это ебаное радио!»
В Нижнем Новгороде через каждые сто пятьдесят-двести метров перемигиваются друг с другом коммерческие светофоры. Хочешь проехать быстрее или перебежать дорогу наглому джипу, засунь купюру в узкую глотку аппарата и – welcome!
В Перми в третьей колонне центрального автомобильного моста через Каму есть ржавая дверь, закрытая на висячий замок. Если открыть ее, можно спуститься в подземный лаз и пройти всю реку посуху, прямо под ее дном. Но до третьей колонны нужно сначала доплыть.
Во всех этих городах существует еще одна, общая достопримечательность. Горожане, столкнувшиеся с ней, вряд ли когда-нибудь забудут об этом. Их внуки будут слушать рассказы об этой достопримечательности не реже трех раз в год за праздничным семейным столом. Эта достопримечательность – я. Я и моя группа «Аллигархи», такие же отпетые эксгибиционисты, как их фронтмен. Наш концерт. Мое шоу. Мое шоу – не обязательно совпадает с нашим концертом. Мое шоу может накрыть людей в любой момент. В любом месте их тихого патриархального местечка. От него не скрыться в бомбоубежище. Ведь я с радостью готов выступать в бомбоубежищах.
В Петербурге мы снимали жесткое порно в самый разгар солнечного дня, между колонн Казанского собора. Всем возмущенным горожанам, заинтригованным туристам и милиционерам директор Вано показывал разрешение властей на съемку видеоклипа популярного артиста. Я читал это разрешение. Там так и было написано: «Разрешить натурные съемки в историческом центре города». Актрисы были рекрутированы накануне во время концерта в ДК Ленсовета. Прямо из зала.
В Е-бурге мы организовали стихийный гей-парад. Сделали себе макияж, напялили женские парики, платья, купили босоножки на шпильках сорок второго и сорок третьего размеров и прошлись в таком виде по улице Ленина. Милиции, вместо того чтобы нас арестовывать, пришлось нас спасать. Толпа рабочих, возвращавшихся с ночной смены на заводе, была готова оторвать нам парики вместе с головами. Правда, когда мы под усиленным конвоем добрались в отделение… нас оказалось не пятеро, а семеро.
Во Владивостоке, жарким летом 2003 года на центральной городской площади вдруг из ниоткуда возникли пять античных статуй. Это мы, секта самых сексуальных мужских тел в российском шоубизе, скинув исподнее и вылив каждый на себя по флакону бронзовой краски, отдали честь прекрасному языческому прошлому цивилизации. Тому прошлому, откуда все мы родом. Тому страстному времени, когда боги олицетворяли силы природы, потому что нет ничего фатальней сил природы. Как бы ни развивалась наука, какой бы разрушительной поступью ни мчался технический прогресс, они не в состоянии предотвратить ни единой вспышки молнии. Ни единого удара грома. Я лично изображал громовержца с венком на голове, Арик был Дионисом, Дёма – сатиром, Миха – Нептуном, с вилкой в руке, трезубцы мельчают, как и все на свете… А Сеня выбрал для себя роль статуи Свободы. Он непоколебимо уверен, что Свобода – античная богиня, и никто не может его в этом разубедить. Мы простояли, не шелохнувшись, с застывшими взглядами минут пятнадцать, пока Арик не раскололся, заржав на всю площадь. Какой-то малыш подошел к нему и пощекотал прутом яйца. Вот и все – преемственность установлена. Получить духовных наследников – главное, чего мы можем достичь здесь и сейчас! В этом единственный залог бессмертия! Когда мы исчезнем, будет кому продолжить шоу. Мы не исчезнем, даже когда исчезнем. Мы не исчезнем никогда.
Мы летим исчезать. Летим в Пермь, чтобы дать наше последнее совместное представление. Наше шоу подходит к финалу. Пора закрывать занавес и больше – никаких выходов на бис! Ни за какие деньги! Все устали, барабанщик сломал пять комплектов палочек, клавишник не успевает переключать регистры, басист обливается потом, гитарист меняет третью майку и второй комплект струн за два часа.
Я хриплю, у меня не смыкаются связки, но, как всегда, в конце выступления я должен представить тех, кто играл сегодня для вас. Кто играл со мной все это время. Кто довел вас до оргазма. Много… много раз! Благодаря кому вы никогда не забудете этот вечер, а в последнюю секунду вашей скромной жизни он промелькнет перед внутренним взором, в пестрой киноленте, где-то между первым поцелуем и неудавшимся ограблением банка.
Лет ми интродьюс ю ту май бэнд. Барабанщика зовут Сеня. Аплодисменты! – Дробь! – Четыре брейка! – Выход на тему!
Сеня уже полчаса в туалете вылизывает рыженькую стюардессу. Кунилигус – его страсть. Он да еще наш роуди Вано помешаны на кунилингусе. Предпочитают заедать его суши. Любимый головной убор Сени – белая шляпа с зеленой лентой, его любимая книга – «Страх и ненависть в Лас-Вегасе». Он – умелый моряк. Anarchy in UK!
Одна стюардесса в анонимном интервью журналу «Esquire» призналась, что, приблизительно на каждом третьем рейсе, который она обслуживает, кто-нибудь да занимается сексом в туалетной кабинке на высоте десять тысяч метров. Если верно то, что она обслуживает десять-двенадцать рейсов в неделю, то каждым третьим ее рейсом летим мы. Give peace a chance!
Я не возьмусь перечислять все житейские мелочи, которые ежедневно заполняют мир вокруг нас. Разбитые номера в отелях, оскверненные горничные, мордобой в залах ожидания бесчисленных аэропортов, накуренные нами таксисты, принужденные мчаться по встречной со скоростью сто пятьдесят в час, перевернутые автомобили, школьницы, которых мы научили делать королевский минет. После общения
