жвачку с корицей на сталинской яхте («Максим Горький»). Умастив тело ароматным маслом с пайетками, они вешают крестик меж грудей — условный знак. Мне осточертели novi ruski, которые поклоняются своему проклятому ЗОЛОТОМУ ТЕЛЬЦУ, НА ПОМОЩЬ, ОТЕЦ, спокойно, на чем я остановился?
9
Умудрившись расстаться со всеми, кого любил, я, судя по всему, просто пытался воспроизвести свое детство. Сколько ужимок и прыжков ради того, чтобы не состариться! Вечное мальчишество — залог долгой молодости. Для этого достаточно любить женщин, которых нет, и бросать тех, что имеются в наличии. Может, в любви я просто позер? Какой позор! Я, случалось, принимал наркотики, чтобы вызвать в себе эмоции, которых не испытывал. Но что поделать, если я желал всех женщин подряд? Теннесси Уильямс несет чушь: желание не трамвай, а щиколотка, округлость бедра или груди, мурашки на коже, полуприкрытые веки, изгиб талии, пушок на опущенной лопатке, подъем ноги в лакированной сандалии или граница загара, мелькнувшая в вырезе, — вот и весь день насмарку. Меня тошнило от собственной пошлости, но на самом деле я просто боялся женщин и их растущей власти. Я боялся, что они ускользнут от меня или, того хуже, решат остаться со мной. Я боялся собственной лжи. Боялся, что они не поверят или, не дай бог, поверят в нее. Что они меня полюбят или разлюбят. Я всех их хотел и ненавидел за то, что они проходили мимо, даже не обернувшись. Но стоило им ответить мне согласием, как я начинал от них избавляться, а в ту минуту, когда они посылали меня, — влюблялся. Я задыхался от присутствия женщин, равно как и от их отсутствия. Может, я просто их не переваривал? У баб накопились целые тысячелетия причин нас ненавидеть. Чтобы отомстить за долгие века мужского владычества, они желают нам зла, стремятся укротить пас, поработить, свести на нет и замуровать в четырех стенах. Для начала они нас кастрировали, а теперь жалуются, что мы их, видите ли, больше не трахаем! Дав нам жизнь, они сделали все, чтобы отравить ее. Возможно, со временем эта ненависть стала взаимной — мужчины взъелись па женщин зато, что те ничего им не спускают. Я уже сказал вам: началась война. Следующая схватка будет уже не между странами или религиями — мужчины ополчатся против женщин, и тут уж спасайся кто может. Но пока суд да дело, мужики станут женоненавистниками, а затем геями. Может, я уже поголубел, но почему тогда меня так и тянет приласкать сфеерические груди и шелковистые волосы? Будучи педрилой, я думаю, не следует заставлять себя спать с женщинами. Вряд ли я латентный гомосексуалист, но, увы, живя с одной женщиной, я постоянно заглядывался на других; конечно, она страдала, но ведь и мне тоже было больно, и вот с этой болью — болью человека, не умеющего сдержать свой пыл, любопытство, оторопь, — решительно никто не считался. Терзания «Мужчины, который любил женщин» Трюффо отнюдь не смешны, они заслуживают всяческого уважения. Никто не воспринимает всерьез его ненасытность и способность восхищаться каждой новой красоткой. Дон Жуан всегда предстает подлым предателем, пускающим слюни старпером, пафосным развратником. Мерзотный возврат морали (в частности, той, что лоббируется весьма пуританской глянцевой прессой, которая частенько является единственным чтением девушек до двадцати четырех лет) привел к тому, что бедного хотиста, рискнувшего положить глаз на кого-нибудь кроме своей Жены, все клеймят, громят и размазывают по стенке. Хотя это столь порицаемое и отрицаемое наваждение изводит величайших поэтов, художников, писателей и режиссеров — всех тех, кто подсел на экстаз и неизменно поклоняется дарам неба, особенно если последние носят просвечивающие майки и колье из скрученных ниток искусственного жемчуга.
В одну из таких ночей, рухнув без сил на паперть Святой Клотильды, я решил принять предложение «Аристо» и уехать в Москву. Я надеялся заменить наркотик благодатью, а больницу Святой Анны[49] — Красной площадью. Вот так-то, ваше святейшество: эта страна грянула как гром с ясного неба.
10
Я ни верующий, ни атеист. Я выжидаю между небом и землей, пока прольется дождь из девушек. Из хаоса, коим является моя жизнь, религия видится мне прекрасным воспоминанием детства, приятным шагом назад, спасательным кругом. Я понял, что у человека должен быть Бог, как должны быть родина, граница, дом, отец. Религия — надежное укрытие. Мне бы раньше догадаться, что нельзя покончить со всем разом — с верой, семьей, нациями и прошлым. Религия согревает, верить спокойнее, чем брести в метель сиротливым вселенским путником по паркингу гипермаркета, между рядами пустых тележек, летающими целлофановыми пакетами и потрескивающими неоновыми надписями: «Выбирай Мудро, Выбирай Метро». Вот почему в сорок лет я начал молиться по ночам. Молиться для меня все равно что смотреть старый фильм: нет ничего целительнее механических жестов, старомодных одеяний и затверженных наизусть текстов. Я тут как за каменной стеной, церковь послужила мне repere и repaire[50] одновременно. Поскольку вы бегло говорите по-французски, отец Иерохиромандрит, вы поймете эту незамысловатую омофонию, не передаваемую кириллицей.
Смириться с ничтожностью человека — вот начало мудрости. Некоторые фразы в католическом богослужении помогли мне лучше себя почувствовать. Простите, я плохо знаю догматы православия и не вижу, какие такие расхождения могут оправдать тысячелетний византийский раскол. Знаю, что в ваших обрядах больше медитации, достаточно посмотреть, сколько свечей понатыкано вокруг. Вы любите темные иконы, освещенные колеблющимся язычком пламени, а ваша служба сводится к монотонному речитативу — его следует произносить прикрыв глаза, как его святейшество патриарх Алексий II, который, между нами говоря, мало похож на весельчака. Нет, нет, не сердитесь, вы правы, с папой Бенедиктом XVI тоже скулы сводит! Римские католики без конца твердят «помилуй нас», и от этого припева вешаться хочется, но если вдуматься, сама идея крайне полезна для здоровья. Придумал себе где-то там Создателя и теперь проси не хочу, чтоб он сжалился над тобой, любимым. Нелепая затея, но весьма эффективная! После оргии со снятыми на ночь девочками, когда даже снотворное жены, обнаруженное под матрасом, не оказывает никакого действия на подкорку, прийти в себя можно, только вообразив, что кто-то имманентный наблюдает за тобой и у него можно попросить прощения, пусть даже его и не существует. Приятно сознавать, что сумел разжалобить кого-то еще, кроме самого себя. Еще я обожаю «избави нас от лукавого». Охренеть можно. Люди, придумавшие эти тексты, были гениальными безумцами! Они создали бесплатный универсальный прозак. «Не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого, аминь». Офигенный слоган! Современный мир живет по противоположному принципу: почти все мои коллеги получают деньги как раз за то, что с утра до ночи вводят во искушение ближнего своего. Это наша работа — мы искусители. Искусоведы на зарплате! Мы борцы за антиатараксию. Атараксия — враг капитализма: от отсутствия бессмысленных желаний, от спокойствия духа и стоической мудрости страдает рынок. Мир держит в руках жалкая сотня Chief Executive Officers, чьей единственной целью является искоренение любой формы атараксии на этой планете. В бизнес-школах всего мира лучших студентов обучают, как ввести клиента во искушение. Так называемое общество потребления следовало бы переименовать в Общество Искушения. «Не введи нас во искушение» — чем не лозунг для альтерглобалистских транспарантов! Браво тем, кто его придумал. Почему у молитв нет автора? Мы даже не знаем имени чувака, который разродился «Отче нашим» и «Аве, Марией». Представьте себе, какие роялти он загребал бы ежегодно. Что там манна небесная… Да, разумеется, kharasho, это тексты Его сочинения. А что, Всевышний не получает авторских? На вас без смеха смотреть нельзя, когда вы расходитесь. Ну конечно, отчисления Ему влетели бы вам всем в копеечку.
11
