— Мм.
— Я скоро умру.
— Мм.
— Лена, я чертовски несчастен и окружаю себя красотой, потому что путаю ее с добротой.
— Это не ты путаешь, а Платон. Твоя печаль идет тебе, но ты никогда об этом не узнаешь. Почему ты записываешь все, что я говорю?
— У меня плохая память. Вот что я отметил в блокноте: лучше бы нам не заниматься любовью, поскольку, принимая во внимание твое безудержное сладострастие, это наверняка было бы очень приятно, нам бы страшно понравилось трахаться, мы бы только этим и занимались, визжа и получая такое удовольствие, что того и гляди почувствовали бы себя счастливыми, и вот тогда бы точно оказались по уши в дерьме.
Ее волосы: русый водопад, пожар в простынях. Как будто моя подушка воспламенилась.
— You set my bed on fire.[91]
— Погаси меня.
— Я забыл свой асбестовый комбинезон и противогаз. Спасите!
— Простите!
Пока мы разговаривали, она посылала эсэмэски своему парню. Я мог бы обидеться, но что толку? Самое унизительное было, когда она задремала под мою декламацию «Песни Песней»: «Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви…» Проснувшись от моих поцелуев в ее белоснежную шею, она, вместо того чтобы ныть и отбиваться, послушно дала мне целовать себя, мурлыча, как кошка, которая вежливо ждет, пока ее оставят в покое. Ни разу я не удостоился какого бы то ни было романтического признания, пусть даже косвенного, или намека вроде корнелевской литоты (типа: я тебя не ненавижу). Лишь один-единственный раз, в ту достопамятную ночь, когда мы улеглись спать вместе, у нее вырвался вздох во сне: «Как-то странно я себя чувствую…» Лена принадлежит к поколению, которое так категорически запрещает себе любить, что даже глагола такого не знает. Любовь столь безнадежно мертва, что теперь принято говорить: «Как-то странно я себя чувствую», чтобы не дай бог не вырвалось «я тебя люблю», это было бы слишком опасно и позорно. Я точно помню, она сказала: «I feel weird», словно Луи Жуве в фильме Марселя Карне: «Вы сказали странно? Как странно…» И то правда — в XXI веке любовь — забавная драма.[92]
5
Что-что, мое startchestvo? Охотно тебе верю. Открыв для себя существование Господа, ты понял, что экстаз не обязательно должен быть плотским. С тех пор, как в одно прекрасное утро ты с необычайной силой ощутил Его любовь, тебе ведомы иные виды оргазма. Аминь. Я лично верю в Нее. В Лену Дойчеву, которая сидит на скамейке в белизне полуденного света, задрав подбородок в сторону Балтийского моря. Стоит мне закрыть глаза, как я вновь ощущаю аромат ее духов, еще немного — и я упаду в обморок. Святая Елена, Дщерь Божия, молись о нас, грешных, ныне и в час смерти нашей. Лена-сильфида в радужной волне шумного водопада, на фоне плакучих ив, почтительно склонившихся перед ее грацией. Спаси меня от этого ангела смерти. Знаешь песню Элвиса «The Devil in Disguise»?[93] Окажи мне такую любезность: немедленно вызови сюда Лену. Если позвонишь ты, она придет, я точно знаю. Это мое единственное требование. Как только она появится, я уберусь отсюда вместе с ней, и никто не будет даже ранен. Я объясню, что был слишком влюблен, чтобы дотронуться до нее. Она поймет, что я был чист ее чистотой. Наяда, благословенна ты между женами. Мы поймаем машину под снегопадом, и больше она меня никогда не бросит. Мы состаримся вместе в доме с большим садом, на берегу далекого озера, где будет царить вечное лето, дни не будут становиться короче и сентябрь не наступит никогда. У вас тут что ни машина, то такси — за пару скомканных рублей незнакомец за рулем увезет нас и спрячет среди урало- алтайских народностей. Она рассказывала мне о Ташкенте, я знаю, что ей хочется там жить. Я ответил тогда, что готов водить ее в ресторан «Узбекистан» при условии, что меня не будут за каждой едой пичкать пловом. Да мне плевать, я за ней хоть в Чечню поеду! Kharasho, отец, я подожду тут, но смотри, у меня палец не сдвинется с детонатора. Сделай так, чтобы я тут все не взорвал. Жизнь утратила смысл, меня вовсю глючит, но, клянусь, я готов совершить большой прыжок. У тебя есть пять минут. Spasiba, о верховный диакон с обильной растительностью. А все из-за тебя: вольно ж тебе было открывать мне доступ к вечной любви.
6
Пока священника нет, позволю себе небольшой технический перерыв.
(трехсотсекундная пауза, со мной никого, кроме моего дыхания.)
Вот о чем я думаю сейчас.
Заключительная книга Библии, Апокалипсис, преподносит нам конец света как благую весть. 2005 год был самым жарким за 12 000 лет — ура. Вскоре Москва окажется на берегу моря и в Петербург можно будет добраться только на батискафе. Гренландия становится легче минимум на 100 миллиардов тонн в год. Не понимаю, почему земляне так боятся таяния льдов Гренландии, наступления пустыни, глобального потепления, поднятия уровня моря и вырубки амазонских лесов: им бы радоваться, что они присутствуют при Прощальном Поклоне Истории. Более шестидесяти процентов экосистем нарушено, половина видов рыб мирового океана исчезнет в ближайшие пятьдесят лет. Выбросы газа с парниковым эффектом растут, риск развития рака в молодом возрасте продолжает увеличиваться, показатель плодовитости женщин падает. Человечество самоуничтожается. Мир, возможно, близок к гибели, но это еще не катастрофа, так как конец означает начало. (В моей молодости «Апокалипсисом» назывался ночной клуб в Париже на улице Колизе… Потом его переименовали в «Les Planches», и средний возраст посетителей там — пятнадцать лет, равно как и в освенцимской дискотеке «System». Знали бы наши дети, на какой истории они отплясывают!) Наш образ жизни ускоряет движение к финишу, а нефтяные лобби только способствуют этому. Возможно, гендиректорам транснациональных корпораций, так же как и мне, не терпится посмотреть на Финальный Апофеоз. Либо
7
Вот и ты наконец! А я как раз собрался покончить со множеством жизней. Со своей и твоей в том числе. Меня бы это страшно огорчило, но сможет ли разорванный на куски труп позволить себе роскошь огорчаться? Вот оно что: у нас есть хорошая и плохая новость?! Начинай с хорошей, на случай, если мы умрем до того, как ты договоришь. Хорошая новость — это то, что Лена уже в пути! Отлично! Batiushka, я тебя обожаю, я дрожу от счастья, я умираю, у меня поджилки трясутся от радости. Аллилуйя, father! Как бы
